Страница 40 из 73
Джордж тихо постучал в комнату дочери, но ответа не было. Он прислушался и услышал плач. Джордж тихо открыл дверь и вошёл.
— Доченька, — позвал он.
Бедняжка лежала на кровати, уткнувшись обезображенным лицом в подушку, и горько-горько плакала. Худые плечики вздрагивали. Отец снова позвал её, и девушка села.
— Папочка, — утирая слезы, Мадлен выдавила из себя улыбку, чтобы не расстраивать дорогого человека.
Но куда там: видя единственную дочь в таком состоянии, Джордж уже расстроился.
— Моя милая девочка! — Мистер Ричардсон бросился к ней и обнял. — Почему ты плачешь? Кто обидел тебя, моя дорогая?
— Жизнь, папочка, жизнь.
— Не говори так. Ведь ты осталась жива.
— Да разве это жизнь?!
— Это из-за него, да?
— Из-за кого?
— Из-за Кристиана?
Она ничего не ответила, лишь с новой силой зарыдала. Приняв это за утвердительный ответ, Ричардсон сказал:
— Доченька моя милая, ты ещё будешь счастлива и без Кристиана. Каким бы хорошим ни был этот парень, всё же не стоит он твоих слез.
— Стоит! Стоит! Как ты догадался, что дело в нём?
— Ну я же отец, — мягко ответил Джордж. — Моё сердце не обманешь. Мадлен… Мадлен… Ты… отпусти его… Понимаешь, доченька?
Девушка, глотая слёзы, закивала.
— Да, да, папочка… — Несчастная протянула худые руки и обняла отца, не в силах перестать плакать.
— Мадлен, бедняжка моя…
— Нет-нет, я никогда не буду счастлива. Чудо придумано не для меня. Какая же я дура, что хотя бы на миг понадеялась… Красавец и Чудовище…
— Доченька, милая, твои слова разбивают мне сердце. Ты будешь счастлива, просто… просто не с ним.
— Нет-нет…
Никто не мог разубедить её… Никто во всём белом свете. Мадлен в насмешку над собой звала Кристиана и себя «Красавцем и Чудовищем», считая, что это очень точно подмечено… Обезображенной девушке хотелось кричать от боли, что разрывала сердце. Как будто бы кто-то посмеялся над невинной душой… Так жестоко, так бесчеловечно… Кристиан, Кристиан… Такой прекрасный… Ну конечно, разве Красавец может полюбить Чудовище? Нет такой сказки! И не будет никогда… Чудес не бывает. По крайней мере для Мадлен.
* * *
Меж тем Генри нашёл Кристиана в «Эливагаре», в холле у гардероба.
— Крис, иди-ка сюда, — строго позвал он и, взяв мальчишку за руку, потащил к выходу.
— Но крёстный, — запротестовал юноша, — мне надо идти на репетицию.
— Ничего-ничего! Я до того, как тебя поймать, зашёл к мистеру Ричардсону и отпросил тебя на пару минут! Пошли!
Они вышли на улицу. Сэр Генри осмотрелся.
— О! — сказал дворянин, подняв указательный палец. — То, что надо! А ну, пошли!
— Куда ты меня тащишь?! — почти возмутился юноша, а заметив, что крёстный притащил его на набережную, усмехнулся: — Хочешь меня утопить?
— Не говори ерунды и послушай меня! Я тут недавно рано утром возвращался от… от почтальона! И… — Глаза благородного джентльмена нервно сощурились. — И знаешь, что я увидел? — Генри строго глядел на крестника, а тот растерянно замотал головой. — Я видел тебя и эту… эту… — Сэр Генри опять сощурился и злобно и даже угрожающе закончил: — Тварь!
Тут до Кристиана наконец дошло, кого видел крёстный, и он обиделся, сказав, что Мэри не тварь.
— Кристиан! — прикрикнул Генри. — Пойми ты наконец! Я не смогу тебя спасти, и никто не сможет. Только ты сам. Старайся! Ты обязан сделать этот спектакль популярным, а для этого должен хорошо сыграть! Нет, ты обязан блистать в своей роли! А ты занят какой-то проституткой! Выкинь её из головы! Жизнь положить на какую-то б… безродную девку!
— Но я люблю её…
— Она прос-ти-тут-ка! — по слогам отчеканил крёстный. — Я тебе запрещаю с ней общаться!
— Но почему? Разве вы мо…
— Она — уличная девка, проститутка, которая за деньги спит с кем ни попадя! — перебил юношу сэр Генри, уже не выдержав. — А ты принадлежишь дворянскому… человеку.
— Ну и что? Я-то чем лучше Клэр? Да я ещё хуже! Это чудо, что она вообще посмотрела на меня.
Генри сложил руки на груди и заявил:
— Уж не гневи Бога! Хуже он! Да ты добрый, умный, талантливый, порядочный, а она — тварь продажная.
— Не смей так про неё говорить!
— Не смей мне указывать! — Крёстный чуть не задохнулся от возмущения. Как смеет этот юнец разговаривать с ним в подобном тоне?! Правильно говорят аристократы, что актёры все наглецы и хамы и позорно идти в эту профессию благородному человеку! Даже Кристиан у них научился перечить старшим! — Прицепилась! — Дворянин аж плюнул, что не пристало благородному человеку. — Она у меня вот тут, — мужчина приложил ребро руки к горлу, — сидит! Август Фердинанд с тебя три шкуры снимет, если видел тебя в её объятиях.
— Когда-нибудь мы будем вместе, — упрямо твердил Кристиан, а по щекам несчастного катились слёзы.
— Да никогда вы не будете вместе! Смирись ты с этим наконец! И выкинь из головы это девку!
— Не могу! Я люблю её. Я не представляю себе жизни без Мэри…
— Скажи, а жениться ты на ней сможешь? Сможешь приходить в дом, где тебя ждет она? Сможешь — уж прости за прямоту! — ложиться с ней в постель?!
— Да, смогу!
— Какие мы решительные! — усмехнулся Генри. — Но, знаешь, я с со своим дружищем МакТомсоном согласен в одном: он будет прав, если за такое безобразие лишит тебя… э-э-э… последней надежды! Какой позор! Тьфу! Мне даже говорить об этой швали противно! — И неожиданно добавил: — А этот Гейл ещё и таскается за ней!
— Что?! — воскликнул Кристиан.
— Что слышал! И она, кажется, не против!
— Ты лжёшь!
— В силу своей профессии она не против, — отчеканил Генри и надменно добавил: — А теперь разговор окончен. Иди и подумай о своём поведении! Больше я не хочу очернять свой язык, говоря о проститутке. Мне даже противно думать о ней и произносить её имя. Марш в театр!