Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 73

 

Красавец и Чудовище

Часть первая

Эливагар

 

Глава 1

 

 Джордж Ричардсон, главный режиссёр театра «Эливагар», стоял у парадного входа. Как отмечали все в то утро, выглядел он чрезвычайно возбуждённо. К полудню к прекрасному Храму Искусства подъехала карета, из которой вышли трое взрослых мужчин и двое молодых людей. Один из них, высокий и видный, подошёл к Ричардсону, и тот кивнул ему:

— Здравствуй, Август Фердинанд. 

— Добрый день! — произнёс он почти бесстрастно. — Сколько мы не виделись? Позволь представить тебе моих друзей. Это Генри. — Он указал на высокого, полного мужчину. — А это Гейл и его сын Артур. — На этот раз он кивнул в сторону тоненького мужчины с усами и высокого, щуплого белобрысого парня. — Ну и последний, — в голосе Августа Фердинанда демонстративно прозвучали нотки пренебрежения, и он повёл подбородком в сторону красивого юноши, — тот, о котором я тебе писал…

    Ричардсон взглянул на него. Как же он прекрасен! Август что-то продолжал говорить. 

— Как тебя зовут? – не слушая гостя, спросил Ричардсон у юноши.

— Кристиан, сэр. — Тот даже не поднял глаз.

— Кристиан?! Вот так совпадение!

    Оробевший юноша хотел спросить, в чём именно совпадение, но не осмелился. Фердинанд незаметно, но грубо стукнул его в спину, чтобы он выпрямился. Джордж, сделав вид, что не заметил этого, расплылся в улыбке:

— Приятно познакомиться, гости дорогие! Я рад вас всех видеть в нашем городе, в нашем прекрасном, любимом «Эливагаре»! Ну что мы стоим на улице? Позвольте вас пригласить к себе. 

    Те только кинули и направились за режиссёром. Кристиан шёл самым последним, оглядываясь с видом пугливой собачонки. 

    Сидя в пустой ложе вместе со своими гостями, Джордж внимательно смотрел на юношу. Правду писал Август Фердинанд, что Кристиан необычайно хорош собой. За счёт чуть смуглой кожи и черных вьющихся волос почти до плеч он выглядел очень ярко. Но сможет ли он сделать то, что потребуется? Слишком уж странное впечатление производил этот молодой человек. И Ричардсон сам понять не мог почему. 

 

                                                   

  

В картинной галерее Роланда Эдельмута было много полотен, написанных им самим. Среди портретов благородных сэров, друзей и родственников художника-аристократа, висел один безымянный, с которого глядел молодой человек редкой красоты. Кем он являлся, с кого написан, герцог никогда не говорил и лишь однажды обронил странную фразу: «Нет, это был сон, и ничего более». Роланд всегда отличался необычным характером, принимал решения, совершал поступки, объяснений которым не находилось. Когда был моложе и позволяли силы, под видом бедного художника он путешествовал по стране с маленьким мольбертом и рисовал.

А в какой-то момент в галерее появился этот портрет. Может быть, это просто случайный прохожий? Может, и вовсе придуманный образ? Незнакомец смотрел на зрителя вполоборота прекрасными светло-голубыми глазами. У него были темно-каштановые волосы, а за аристократическую бледность некоторые шутники прозвали его «братом Белоснежки». Черты на редкость красивы, но не было в нём ни капли того, что зачастую завистники находят у слишком красивых мужчин: приторности, женственности или чего-то детского.

Рассказывают, что от портрета было трудно отвести взгляд. Героя картины будто бы окружала некая тайна. Хотелось смотреть и смотреть в эти светлые, чистые глаза.

 Сначала полотно висело в галерее, но потом, говорят, художнику надоели навязчивые расспросы о личности юноши, и он убрал картину сначала в кладовку, а затем какое-то время она висела в личных апартаментах своего создателя. Однако Роланд решил, что не очень красиво вешать портреты незнакомых людей у себя в спальне, и произведение переместилось сначала в библиотеку, а потом в малый каминный зал, куда заходили редкие посетители. 

    С тех пор таинственный красавец и глядел со своего холста над камином в помещении, где всегда царили полумрак и прохлада. 

                                                       

 

    Целый год Ричардсона мучила одна мысль: спектакли начинали приедаться. Режиссёру хотелось чего-то нового, но и рисковать он не горел желанием. Нужно было нечто такое, что, как говорится, на все времена, но в то же время совсем новое. Джордж так долго ломал голову, что вскоре все сотрудники театра стали это замечать, и тогда глава Храма Искусства попросил их подкидывать ему идеи. И вот, не так давно его заместитель, иммигрант из Средней Азии, сказал ему:

— У меня на родине есть легенда… 

— Легенда? 

— О да, сэр! Легенда о несчастной любви.

— Что-то типа «Ромео и Джульетты»?

— Да. «Тахир и Зухра».

    «Тахир и Зухра»… Что может быть лучше? Вроде бы вечная тема о большой любви двух юных сердец, но это то, чего ещё не видела их публика, к чему не привыкли в их государстве.