Страница 4 из 73
Гости города сняли апартаменты в соседнем доме. Располагались они на самом последнем этаже и оказались роскошными, достойными герцога МакТомсона. Кристиану отвели отдельную комнату, уютную, но маленькую и тёмную. В ту ночь новый актёр «Эливагара» долго не мог уснуть. Бессонница... Юноша тихо встал с кровати и подошёл к окну. На улице накрапывал мелкий дождик, капельки его сверкали в лужах, как падающие звёздочки. А настоящие звёзды светили где-то высоко-высоко в небе. Вот и он, Кристиан, должен стать известным, как Полярная звезда, но не потому, что так хотелось. Это был его единственный шанс стать по-настоящему свободным. Но почему? Он не может об этом рассказать никому во всём белом свете. На стене, рядом с окном, висел небольшой портрет. В свете уличного фонаря Кристиан разглядел, что на полотне изображён какой-то мужчина, но имя разобрать не получилось. Он решил, что прочитает завтра
За окном мостовая убегала вдаль, к реке и красивой набережной. Напротив в покое ночи спал прекрасный дом в стиле рококо. Узорчатые, изящные фонари спокойно горели и отражались в лужах, а капли дождя в их свете казалась падающими искорками. И для Кристиана это был поистине новый мир.
* * *
Утром его разбудили, постучав в дверь. Кристиан чуть ли не первым делом подошёл к портрету. «Брэндон Эдельмут, возродивший “Эливагар”» — было написано на раме. Юноша наскоро оделся и вышел в гостиную.
Сразу после завтрака все разошлись по своим делам. Генри с Кристианом собрались идти в театр. Перед выходом они выслушали нравоучения Августа Фердинанда, который строго-настрого запретил рассказывать о себе, особенно о том, что Кристиан вовсе не является актёром. Пусть работники «Эливагара» думают, что его специально пригласили для роли Тахира из другого театра.
— Когда ты вернёшься, Генри? — спросил МакТомсон на прощание.
— Схожу по делам и вернусь, как только со всем справлюсь.
— А какие у вас дела? — вдруг спросил Артур.
— Артур! — одёрнул юношу отец, но Август Фердинанд почему-то умилился, мол, устами младенца…
«Младенец» с нескрываемым восхищением глядел на Кристиана, а потом выдал:
— Когда ты вернёшься, Кристи, мы ведь поиграем?
Кристиану было восемнадцать лет, «младенец» был старше его.
— Как скажете, мой го…
— Пойдём! — сердито прервал его Генри.
В дверях мужчина стукнул крестника по спине, чтобы не сутулился. С видом сердитой бабки ещё и просипел: «Ты же актёр!» Когда они ушли, Август обернулся к Гейлу:
— Ох, и тяжело же нам придётся!
* * *
Кристиан в сопровождении Генри шел в комнату для репетиций. По дороге им попадались другие служители театра. «Как маленький мальчик в сопровождении взрослого!» — думал молодой человек. А все театральные работники решили: до чего иногородний коллега важный, что с ним слуга везде ходит. «Видимо, и правда очень хороший актёр! И сколько же ему, такому, заплатили?!»
— Ну наконец-то! — Раскинув руки, режиссёр шагнул навстречу гостям.
Он уже заждался и улыбался так счастливо, будто не видел их много лет.
— Мы никогда не опаздываем! — ответил Генри. — Ну я пошёл. Вернусь вечером за тобой, ― сказал он Кристиану.
— Ну, начнём. Надо бы тебе научиться. Многому и по-быстрому.
Юноша, опустив голову, только кивал. Он походил на затравленного сверстниками подростка.
— Театр! О, что может быть прекраснее?!
— Свобода?..
— Свобода? А что она даст тебе, твоя свобода? По-моему, без театра свобода ничто! Ты когда-нибудь мечтал стать кем-то, но не собой?
— Каждый день… Наверное…
— Оставаясь самим собой, нужно перевоплотиться и стать другим, — голос театрального служителя зазвучал так, будто бы он только что раскрыл ученику одну из величайших тайн вселенной.
— Это… Как так?
— А ты почувствуй и поверь! Без веры в предлагаемые обстоятельства ты никогда не сможешь искренне передать то, что чувствует твой герой.
Глаза Джорджа сверкали от счастья и радости. Он был воодушевлён.
— Ах, сколько всего предстоит сделать! Но мы должны успеть. — Режиссёр схватил ученика за руку и быстро подвёл, скорее, даже подтолкнул к стулу у стола: — Садись. Раз у нас такие предлагаемые обстоятельства, — подмигнул он и расхохотался, — и мы не можем выйти на сцену, то придётся эту сцену… нарисовать.
Он взял карандаш и бумагу и набросал рисунок.
— Итак, смотри, — серьёзно, но при этом мягко начал Джордж: — Это — задник. Это — авансцена. Запомни. Я буду говорить тебе на репетиции, например: «Выходи на авансцену», и ты должен выйти вот сюда, — он ткнул карандашом в рисунок, — а если к заднику, то вот сюда! Сложно тебе будет. Ты ведь должен сыграть сразу две роли: и актёра в жизни, и Тахира на сцене. Помни: никто не должен догадаться, что ты не настоящий! Иначе быть беде, и не видать тебе исполнения своей Мечты! Понял?
— Да…
— Итак! Для тебя «право» — это «лево», а «лево» — это «право». Если я говорю: «Отойди направо», то имею в виду то, как вижу я, направо от меня. А ты отходишь налево от себя! Запомни! Иначе другие актёры могут догадаться, что тут что-то не то. Идём дальше.
И Ричардсон рассказывал и рассказывал... Они перешли к мизансценам, и к вере в предлагаемые обстоятельства, и к пластике, и ко всему остальному. Бедный Кристиан не понимал, как ему всё это усвоить.
— На сцене не курить, просто так, без надобности, на неё не выходить, подниматься только по ступенькам. Придумай для себя собственные приметы! Все актёры очень суеверны. Понял? Словом, выдумай образ и живи им. Ведь ты и так не жил никогда по-настоящему.
Только Кристиан уяснил, что такое авансцена и всё остальное, как оказалось, что этих знаний недостаточно. Оказалось, что нужно ещё громко и правильно говорить, а слова героя пьесы нужно прочувствовать и сделать своими.