Знамёна из Пепла

Феранор обернулся, посмотрел на своего знаменосца. Усталый, измотанный. По щекам скатываются струйки пота. Серебристые волосы прилипли ко лбу. Будь отец жив, они были бы с ним примерно одного возраста. Старый и опытный ветеран, неужели он этого не понимает? Он жалеет солдат, но разве отдыхать значит проводить время в пустую? Впереди дальняя, тяжёлая дорога. Что ждёт их на ней? Неизвестно. Неизвестно!

— Идите, Агаолайт. Я вас услышал.

На этот раз знаменосец отсалютовал ему и ушёл, а Феранор накинул на жеребца потник из белого войлока. Сверху укрыл чепраком. Работал медленно, неторопливо. Он любил собственноручно седлать Джеслина, никогда не доверяя это другим. Во-первых, ухаживать за конём, собственноручно готовить к дороге было для него неким символическим актом, знаком почтения. Во-вторых, это помогало ему приводить мысли в порядок. Чувствуя на спине тяжесть седла, жеребец переступал ногами, хватал капитана губами за локоть, тихо пофыркивал, торопил.

Наконец, Феранор затянул последний ремешок и запрыгнул в седло. Свистнул и конь легко вынес его из конюшни. Стоял душный вечер. Дорога, тянущаяся мимо караван-сарая, казалась пустой.

Эльдар послал коня в лёгкую рысь, потом, перешёл на галоп, потом, в раздумьях, заставил идти шагом, высоко поднимая передние ноги. Он вспоминал предупреждение Агаолайта. Правильно ли он поступает, отмахиваясь от них в очередной раз? Не совершат ли с ним злобной шутки, подобной той, что провернул Каэльдар? Вспоминалась граница, рокментар и застава. Там он чувствовал свою сотню как продолжение своего тела. Как добиться этого здесь?

На втором ланготэ он услышал топот копыт. Со стороны караван-сарая его нагонял всадник в желто-синем плаще. Через миг он узнал во всаднике Митра.

— Не уезжай далеко. В пустыне легко заблудиться.

— Просто решил выгулять своего Джеслина…

Джеслин косился на жеребца Митра выпуклым черным глазом, недовольно храпел. Чуя соперника, но не более. Конь царевича вёл себя так же. Митр привстал на стременах, вглядываясь куда-то вдаль.

— Прогуляемся вон до того места?

Он вытянул руку. Феранор проследил за жестом, пригляделся. То самое место казалось светлым прыщиком на горизонте. Эльдар подумал и молча кивнул.

— Победит тот, кто сможет вскарабкаться с конём на вершину,— закончил царевич.— Готов?

— Готов!

Кони с места скакнули в галоп. Феранор прижимался к гриве, жмурясь от бьющего в лицо ветра. Хлопал за спиной плащ. Джеслин, прижав уши, вытянувшись шею, словно стрела разрезал воздушный поток, распушив белый хвост. Мелкие камешки вылетали из-под копыт. Не было нужды оглядываться, чтобы понять: царевич буквально дышит в затылок. Он слышал глухой стук копыт, храп коня, звон амуниции Митра. А через миг краем глаза заметил, как тот медленно опережает его.

Феранор ударил Джеслина пятками, не может же он проиграть человеку. Жеребец, наклонил голову, закусил удила, разозлённый, что кто-то смеет его обойти. Они снова вырвались вперёд. Цель их росла, расширялась, поднимаясь из песка большой песчаной грядой.

Феранор оглянулся. Митр упрямо висел на хвосте, не отдаляясь не приближаясь. Когда до покрытого чахлым кустарником склона оставалось всего ничего, царевич вдруг резко прибавил ходу, уверенно догоняя эльдара. Не снижая скорости, они одновременно взлетели на крутой склон…

Джеслин неожиданно споткнулся, едва не сбросил с себя седока. Рывок застал Феранора врасплох. Чтобы не упасть, он крепче вцепился в повод. Конь не понял, решил развернуться, начал разворачиваться, скользить вниз по склону. Сердце Феранора провалилось в живот. Он прижался к гриве, одновременно упрашивая, ругая, умоляя и понукая идти вперёд.

Медленно пятясь задом, жеребец спустился со склона и, по собственной инициативе, выбрал другую дорогу. Пологую и удобную.

Митр заливался смехом с вершины холма.

— Твой конь истинный мудрец, Феран-ока! Будь он человеком, наверняка носил бы фиолетовую чалму учёного кади.

Гладкие щёки эльдара стали белее снега на горных вершинах, а кончики ушей стали пунцовыми от стыда и злости. Оказавшись рядом, он с усилием выдавил из себя слова поздравления.

— Мало кто из чужеземцев может сравниться с нами в седле. Ни за морем, на Востоке, ни за горами на Западе! — Гордо ответил царевич.— Только на Юге, говорят, есть всадники подобные нам, но я их ни разу не встречал. Хочешь?

Он протянул ему флягу. Воздух был сухой, жаркий. В горле саднило. Феранор взял, отхлебнул немного и вернул атраванцу. Слушал его молча.

— А конь твой хорош. Сильный и быстрый, как птица. Откуда он?

— Подарок.

Они спустились с холма. Равнина, окрашенная закатом в багровый, казалась пустой и безлюдной. И равнина, и стелящаяся через неё дорога. Ехали, не спеша, рядом. Стремя в стремя.

— Первого коня… настоящего боевого коня, а не пони!.. мне подарил мой достойный отец, Хассад ас'Шауш, да будет Алуит к нему милостив,— сказал с гордостью Митр.— Мне тогда и восьми зим не было. Тогда же я получил от него первый урок.

— Какой?

— Такой, что хороший всадник может заставить коня станцевать. Достаточно коснуться бока коленом, и конь сразу всё понимает. Это достигается только настойчивостью и терпением. Помню, как он сам управлял конем… Иногда казалось, что он просто держится за узду, не двигая даже кистью. Лошадь дергают лишь свинопасы, говорил он…— оборвал себя и глянул на Феранора с опаской. Не принял ли эльдар слова на свой счёт?

Капитан сделал вид, что этого не заметил. Ещё он вспомнил своего отца. Вечно угрюмого, удручённого, снедаемого невысказанной обидой. Митр, успокоенный рекцией, точнее отсутствием оной, продолжил:

— Ещё он говорил, что хороший всадник не станет подчинять коня одной только плетью. Не послушался — накажи, не спускай! Хорошо сделал — награди. Только так. Проделывай это сто, тысячу раз и конь станет слушаться одной твоей мысли. Сейчас я понимаю, что это был самый главный урок за мою жизнь.

— Так в этом и был весь урок? — спросил Феранор. Его собственный голос казался ему чужим и холодным. — В управлении конём?

— Не только. Этот урок годится для управления не только конями, но и сотней воинов.

Впереди показался караван-сарай.

Расседлывал коня Феранор уже в потемках. Джеслин тянул к нему узкую длинную морду, неуверенно всхрапывал, словно просил прощения. Капитан ударил его по зубам и, поникший, вернулся в шатёр.

***

Утром к Феранору пожаловало шестеро улан, попросившихся отпустить их в город. Он в молчании обвёл внимательным взглядом строй воинов. Глядят с дерзостью. Понимают же, что не отпустит после того, что случилось в Шагристане с ним самим? А он не отпустит? Не убьёт ли он этим окончательно дух отряда?

Ему вспомнился минувший вечер и слова Митра.

«Эльдары — не кони».

— В пустыне не будет ни вина, ни женщин, ни вкусной еды — только камни, пески и тощие ящерицы,— сказал он раздумчиво.— Отпускаю вас до заката. Веселитесь.

Уланы разом отсалютовали.

Следующие три дня свободные от службы уланы регулярно ходили в город. Ссоры между эльдарами прекратились. Агаолайт неизменно докладывал, что всё хорошо. К сожалению, хорошее длилось не долго. На рассвете четвертого дня — дня их отправления из Шандаары — вернулись не все. Пропал Бальфур.

История была такова.

— Сами не знаем, как вышло,— рассказывал старший десятка с золотым фениксом на алом колло. — Поначалу всё было отлично. Никто не кидался на нас с ножами, не пытался обмануть, даже стража здесь не орки, а обычные люди. Мы собирались возвращаться в лагерь, но Бальфур вдруг захотел пройтись по торговым палаткам, купить на память какую-нибудь безделушку. Мы условились, что будем ждать его у городских ворот,— тут десятник покосился на товарищей, как бы ожидая от них подтверждения своим словам.— Через час в городе началась какая-то суматоха, крики, много людей побежало в сторону базара. Чуя беду, мы поспешили туда же. Там была целая толпа разгневанных горожан. Едва мы появились, как в нас полетели камни, они закричали «сагир-ас-алялат», набросились на нас с палками. Кони еле вынесли нас оттуда.