Страница 102 из 118
Додумать Виктория не успела, Генри, похоже, истолковал ее молчание по-своему – грубо притянул к себе и поцеловал. Жадно, задыхаясь от восторга. Горло перехватило, обдало жаром. Но прежде, чем она успела что-то сообразить, руки сами отпихнули Генри, добавляя вдогонку пощечину. Он замер, тяжело дыша и сжимая кулаки. Взгляд туманный, налитый страстью. Мгновение – и он отвернулся, выдохнул, обхватил голову руками.
- Прости-прости! Я позволил лишнего, но… Виктория, ты так хороша! Ты так нужна мне!
Вскочив со стула, он бросился к двери, откуда доносился топот и шорохи, ухватился за ручку двери и обернулся, словно хотел попрощаться. Взмокший, взъерошенный, похожий на уличную собаку. Викторию захлестнула жалость, еще додумывая о том, что без пальто он точно замерзнет и, возможно, простудиться, она бросилась вдогонку. Бросилась, понимая и принимая, что тем самым согласится на всё…
- Извини, - смущенно пробормотал Генри, разглядывая расплывавшееся на простыне красное пятно. – Я не думал… И потом, ты говорила, что могла быть беременной…
- Да… - Виктория и сама растерялась. – Меня касался мужчина… Там, - выдавила она, чувствуя, как разгораются щеки.
- Так же, как я? – не унимался Генри.
- Не совсем… Он коснулся руками… - большего она не могла вырвать из себя. Смущение и стыд связали язык узлом.
- Руками! – воскликнул он, и Виктория вздрогнула, представляя, как вся ночлежка подслушивает у стен и двери. – Вики, неужели никто не сказал тебе, что от рук детей не бывает?
Похоже, его это здорово развеселило, а вот она начала злиться. Кто он такой, чтобы потешаться над ней? Да, с маленькой девочкой королевской крови никто не заводил интимных бесед. Да и повзрослев, она считала ниже достоинства пытать ушлых горничных или более опытных светских дам об этом.
- Не дуйся, - целуя ее в лоб, проворковал Генри и притянул Викторию к себе за плечи. – Теперь ты моя! Только моя! А тряпки отдай Освальду, он отстирает.
Виктории показалось – она упадет в обморок от стыда. «Ну, уж нет, - решила про себя. – Скорее сама пойду ночью на реку, чем позволю Освальду стирать свой позор». Странное дело – в уме она считала свершившееся стыдным делом, а сердце отбивало лихорадочную чечетку, ликовало, обмирая от каждого нового поцелуя. Кляня себя, Виктория сильнее прижималась к крепкому молодому телу любовника и вспоминать забыла о том, что когда-то у нее была другая жизнь.