Страница 35 из 72
Несмотря на многочисленные таланты, сам Джабраэли актёрскими способностями не блистал, а потому мало от кого укрылось нетерпение, с которым директор театра принимал поздравления. Лестные слова и вздохи восхищения, безусловно, вдохновляют творца, но есть особая категория зрителей, чьё мнение, пусть высказанное в сухой, или даже денежной форме, для автора особенно важно. И дело не только в театральном бюджете – слава богам, королю и благосклонной публике, бедствовать прославленным артистам не придётся. Но было у танцмейстера к одному из своих инвесторов особое отношение. Князь Элизобарра когда-то парой фраз поразил в самое сердце гастролирующего хореографа тонким проникновением в замысел постановки, сверхъестественной чувствительностью к нюансам смены ритма и рисунка танца.
«Оставайтесь на Благословенных островах, – легко, будто предлагал ночлег случайному путнику, сказал тогда вампир. – Побеседуем ещё о роли освещения для восприятия музыки».
Одной беседой князь с танцмейстером не ограничились. Именно у него Джабраэли почерпнул своё коронное «яркое пятно» в центре действия, надёжно удерживающие внимание многосотенной толпы. Это позволяло незаметно сменить декорации, перестроить ряды подтанцовки, а нередко и устранить внештатные ситуации.
Заклинатель разума и архимаг Иллюзии знал толк в организации Зрелища. Поэтому Джабраэли даже не пытался скрыть бездну разочарования при виде Генриха Зальца в толпе желающих поздравить директора театра с началом сезона. Весь Менес знал, что секретарь князя Элизобарры к изящным искусствам едва ли чувствительнее, чем камни мостовой перед зданием театра. То есть Генрих принимал, разумеется, участие в богемной жизни, но лишь постольку, поскольку на то была воля его хозяина.
– Спасибо, спасибо, господа, – Джабраэли устало спрятался за ворохом цветов, в одночасье как-то поник, осунулся. – Господин Зальц, прошу вас, пройдём в мой кабинет.
Примерно четверть часа ушло на оформление бумаг, касающихся будущего сезона: инвестиционное предложение, бронирование ложи, разграничения процентов дохода, предложения о гастролях и сотрудничестве с городским театром Тисы. Джабраэли был не только хореографом, но и руководителем крупной организации, работодателем, а потому волей-неволей за столько лет сделался опытным администратором.
– По бокалу «Крови дракона»? – полуутвердительно произнёс хозяин кабинета, откидывая полированную столешницу, за которой притаился взвод бутылок.
Генрих Зальц откинулся в кресле с видом человека, добросовестно выполнившего свою работу, а потому имеющего право на заслуженную минутку отдыха.
– Не откажусь.
Секретарь Эйзенхиэля Элизобарры рассеянно разглядывал тюльпаны бокалов, которые Джабраэли наполнял янтарной жидкостью с ловкостью заправского официанта. К настоящему поручению князя теперь только предстояло приступить. Не один Джабраэли брал уроки мастерства у старого вампира. Господин Зальц выучился у своего хозяина терпению. А также умению пить коллекционные вина, выказывая при этом благородному напитку строго оговорённое этикетом уважение.
Оба мужчины слегка наклонили бокалы, закручивая тягучий напиток крохотными водоворотами: Джабраэли по часовой стрелке, секретарь – наоборот. Сделали по небольшому глотку. Помолчали, вслушиваясь в собственные ощущения.
– Сигару? – Директор протянул гостю резную шкатулку чёрного дерева, инкрустированную золотом – подарок мецената-вампира ко дню рождения хореографа.
Генрих ответил вежливым отрицательным жестом.
– Князь не любит запаха табака. А я, согласно его распоряжению, должен следовать за ним тотчас же от вас, и не успею переодеться.
– О, разумеется, – немного фальшиво смутился Джабраэли и добавил пару эмоциональных олтенских выражений вполголоса, – с его-то носом! То есть… э… нюхом. Обонюханьем.
Большинство знакомых Джабраэли давно отчаялись заставить его подбирать правильные выражения на благословенном наречии. Зальц к их числу не относился – он считал, что его чужие промахи не касаются.
После паузы, на взгляд секретаря – слишком короткой, Джабраэли добавил:
– А что за срочное и важное дело заставило князя столь спешно нас покинуть? Едва дождавшись финальной сцены.
Господин Зальц молча вертел в руках бокал, вглядываясь в жидкое золото, переливающееся на дне. Его лицо с резкими, даже жёсткими чертами коренного тиссонца, выражало раздумье и нерешительность – секретарь князя тоже зарабатывал на жизнь актёрским мастерством, хотя и несколько другого плана, чем подопечные Джабраэли.
– Мы давно работаем с вами, маэстро, – сказал, наконец, Генрих. – Вы – надёжный партнёр. Для меня это равноценно понятию «старый друг».
Хореограф немного удивился и почувствовал себя неожиданно польщённым. Ему как-то в голову не приходило, что секретарь князя может испытывать дружеские чувства. Или, в принципе, чувства. Джабраэли, да и не только он, привык воспринимать господина Зальца как функциональный прибор, вроде часов или возвратного свитка, который Эйзенхиэль иногда возит с собой, а иногда посылает вперёд или оставляет в гостинице. Как багаж.
– Поверьте, господин Генрих, – хореограф театральным жестом приложил руку к груди, – для меня вы всегда были образцом… э-э-э… верности. Да, верности и благоразумия…
– Князя заинтересовал новый инвестиционный проект в области культуры, – сообщил Зальц, делая новый глоток, на этот раз побольше.
– Картинная… галерея? – хрипло предположил Джабраэли, чувствуя, как противный холодок крадётся по спине.