Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 94

Публика священна. Даже если состоит из одного хитрого крикливого труса.

- Хорошо, - со вздохом согласилась я, уже точно зная, что добром всё это не кончится. Но, с другой стороны – в первый раз, что ли?

Последний луч заходящего солнца успел упасть на наше рукопожатие. Толстяк был доволен. Пышкун, простой странник, никакой там не купец и не торговец - так он уже успел представиться, тут же нырнул под покрывающую телегу тряпку. Не успела я и опомниться, как возле телеги появилось две палатки – для самого путника и его теперь уже сбежавшей охраны. Так же быстро он натаскал сухих веток, развёл костёр и вскипятил воду. Потягивая горячий настой и сидя на мягкой подстилке перед костром, я уже не могла понять, почему так плохо относилась к такому замечательному и заботливому человеку. Воротник дремал рядом. Пышкун просто лучился добротой, через слово спрашивал, что мне нужно, пытался шутить. Мне почти стало совестно. Но тут за спиной что-то с шумом упало. Пышкун переменился в лице. Я огляделась. На телеге сидела большая серая птица. Странная какая-то. Она пристально поглядела на Пышкуна и хрипло крикнула.

Я ухватила рванувшегося Воротника за загривок.

- А ну кыш! – кинулся на незваного гостя с палкой Пышкун. Птица беззвучно снялась с телеги и исчезла. Толстяк надолго замер, глядя ей вслед, потом медленно повернулся.

- Летает здесь всякие, еду воруют, - Пышкун пытался улыбаться, но не мог стереть застывшую на лице гримасу.

- Понятно, - я в очередной раз донесла к своему лицу ложку, но сунуть её в рот не смогла. Воротник с Мышаком с опаской следили за моей рукой. Я вздохнула и опустила руку.

- Точно есть не будете? – спросила я скорее уж у всех, включая кобылу Пышкуна. Все одинаково попятились.

Когда простой путник хлопотал по лагерному хозяйству, я тоже решила поучаствовать. Нашла среди извлечённых им вещей мешок с какой-то крупой, быстро повесила над огнём котелок и щедро бросила в закипающую воду три горсти пшена – так я думала. Пышкун всего этого не заметил. Когда в котелке забулькало варево, я бросила веточку укропа и щавеля для вкуса, уже потянулась за солью, но вовремя остановилась. В котелке пучилось и лезло наверх какое-то бурое месиво. Я попробовала мешать ложкой, но быстро сдалась и сняла своё творение с огня – от беды подальше. Тем более, что оно уже было готово. Наверное. Но пробовать получившееся почему-то не хотелось.

- Это? – пробегавший мимо Пышкун остановился, задумчиво перебрал в пальцах зерно из мешка и пожал плечами, - Не помню. Может, клопов распугивать?

Пышкун побежал дальше. Я ещё раз глянула на свою стряпню. Лучше она не стала. И пахла не очень.

- Попробуешь? – с надеждой спросила я у Мышака. Тот искоса глянул и на всякий случай отошёл подальше. Зато остался неосторожно задремавший рядом Воротник. Я медленно понесла ложку к его пасти. Вернее, клюву. Когда до носа Воротника оставалась всего несколько пядей, дракончик тревожно завозился и заворчал. Я быстро убрала ложку подальше.

- Может, гномы в этом гвозди калят? - предположил Пышкун, поглядев на ложку. Но пробовать тоже отказался. Я потратила ещё немного времени, уговаривая Мышака, но тот был твёрже камня. Даже густо посоленную горбушку с крохотной кучкой каши он брать отказался. К спящему Воротнику я попробовала пододвинуть немного каши на плошке, но тот просто откатился в сторону, не просыпаясь. "Ну и ладно!" - решила я, и перешла к делу.

- Так что вы желаете услышать? – Пышкун почему-то упорно сопротивлялся. Он всё предлагал просто посидеть у костра, поговорить, но я была полна решимости спеть и отправиться спать.





- Песню, говорите, - Пышкун не переставал дёргаться и прислушиваться, - Ну, спойте что-нибудь.

Я решила исполнить что-нибудь весёлое, чтобы публика перестала дрожать и озираться. И остановилась на песне о Дроке на ярмарке. Старая забавная история зазвучала у костра.

- …Осенняя пора пришла, пшеница колосится. Над ярмаркой в Больших Лугах кричат протяжно птицы…

Песню Пышкун принял вроде бы хорошо. Кивал, поддакивал, стал меньше озираться, пару раз хохотнул над невзгодами Дрока. Но позже, когда Непуть стал вовсю получать за свой обман, Пышкун закручинился и начал гмыкать, ёрзать и грызть ногти. Интерес у публики был безвозвратно потерян.

- …И вот истории урок, для вас, мои ребята. Коль слово дал, тогда держись - навеки клятва свята!

Пышкун внимательно поглядел на звёзды, к чему-то прислушался и подскочил.

- Кгм… Да… Я отлучусь ненадолго, а вы здесь пока посидите, хорошо?

- А как же песня? Там ещё Непутя в перьях вывалять должны, - растерянно спросила я.

- А вы ей допойте, и новую начните! - Пышкун кивнул на свою кобылу, - Сколько она, моя Беляночка, меня выручала в странствиях, сколько служила - надо её хоть песней отблагодарить! Только вы уж пожалуй не молчите, пока я не вернусь. А то закручинится Каштанка, есть перестанет.

- Так Каштанка или Белянка? - спросила я уже вслед Пышкуну. Всё с той же небывалой ловкостью он уже выдернул из телеги какой-то свёрток и сделал пару шагов к деревьям.

- Две песни Каштанке, две Белянке. Да, вы уж за вещами пока приглядите, а то по лесу всякие шляются. И друзья мои могут подойти, вы уж их не обидьте, - бросил тот на ходу и исчез в зарослях, даже веточка не хрустнула.

Я с сомнением поглядела на Каштанку - Белянку. Смирная кобылка щипала траву и изредка вздыхала. Да… лошадям на заказ я ещё не пела. Махаганцам - пыталась, вампирам - начинала, домовому - исполняла, коровам - тоже было. Да…