Страница 40 из 56
- И чем же, Лали?
- Все эти кретины, которые когда-то станут специалистами, тратят время на веселье, выпивку, наркотики. Когда придет время взять на себя обязанности, например, диспетчера, самолеты рухнут прямо на Белый дом, и только тогда кто-то захочет что-нибудь исправить. Все меняется лишь при условии, что кто-то умирает, мисс Лоутон. Насильник становится заключенным тогда, когда деяние уже совершено. Мертвый студент, получавший низкие отметки, осужден до своего страшного деяния. Это извращение морали как таковой. Но результат... результат восхитителен, мисс Лоутон.
- Я понимаю тебя. Я находила подобные оправдания поступкам Эвана, когда впервые услышала обо всем, что происходило в его жизни. И мне это помогло. Но... я спрашивала об этом неспроста. Ты хочешь быть похожим на него?
- Я не хочу быть похожим, мисс Лоутон. Я хочу научиться всему, что умеет учитель, и...
Эулалио задумался.
- Включите радио.
Аннет выполнила просьбу мальчика.
- А теперь - просто послушайте.
"В шестидесятые годы по сравнению с предшествовавшими десятилетиями политические беспорядки увеличились, однако размах смуты меньше, чем на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, когда бурные годы Реконструкции вызвали массовые расовые и рабочие беспорядки. Жертвы и ущерб, нанесенные политическими беспорядками в течение истекших тридцати лет, в пересчете на меньшее население пропорциональны случившимся в предшествующие тридцать лет - с тысяча девятьсот девятого по тысяча девятьсот тридцать восьмой год".
- Слышали? Вроде как - чем нас больше, тем больше должно умирать. Но это не важно. Я просто хотел показать вам на примере - в этой стране постоянно кто-то ноет. Рассуждает о том, что нужно делать, как поступали в таких ситуациях раньше. Но никто, мисс Лоутон, никто не выходит на улицы и не затыкает рты этим снобам. Нас кормят светлым будущим, которое строится на одних лишь разговорах, бравадах и вранье. Так вот, мисс Лоутон, я просто не хочу быть похожим на них.
Мальчик сделал небольшую паузу.
- Знаете, от чего мне становится страшно, по-настоящему жутко, мисс Лоутон?
- От чего, Лали?
- Не от того, что нас в любой момент могут накрыть федералы. Нет. Эти ребята действуют. По каким-то странным причинам, известным исключительно им, но они взялись за дело. И учитель понимает это лучше меня. А значит, он их немного, но уважает. Понимаете, чем все это обернется? Теперь мистер Эйс подключит все возможные резервы, чтобы выстоять. И тогда нас ждет что-то воистину устрашающее, мисс Лоутон.
Насвистывая отрывок из оркестровой сюиты номер три Иоганна Себастьяна Баха, Эван поднял ведро с холодной водой и облил полицейских, связанных при помощи бельевой веревки, которую Эйс обнаружил в доме Алленов.
- Подъем, мученики.
Мужчины, приходя в себя, начали осматриваться по сторонам, не понимая, что происходит.
- Я знаю, ваши ноги болят, господа, но поверьте, это не самое страшное, что могло с вами случиться за сегодня. Всего лишь два пулевых ранения на двоих. Думаю, из вас сделают героев. Эдаких Пекоса Билла и Теодора Рузвельта. Да, я понимаю ваше удивление, Рузвельт - и ковбой.
- Какого... Вы не понимаете, что делаете!
- Тише, солдат. Или мне придется заставить тебя молчать. А уж в этом деле я кое-каким опытом располагаю.
- Это нападение на сотрудников...
Но Эван не стал дожидаться окончания фразы мужчины. Подойдя к нему, Эйс наступил ногой на раненое бедро, чем спровоцировал крик стража порядка.
- Прекратите эту комедию. Современный кинематограф превратил вас в жалкое подобие смельчаков, сражающихся за эфемерные ценности. И да, это было последнее предупреждение. Назовите мне ваши имена.
Тот, который молчал, ответил сразу:
- Пауэлл.
- Офицер Пауэлл, думаю, ваш товарищ, учитывая, что он сейчас плачет от боли, не в состоянии ответить на мой элементарный вопрос. Выручите его.
- Джон. Его зовут Джон.
- Замечательно. Итак, Пауэлл, скажите мне, что для вас смерть?
Мужчина испуганно посмотрел на Эвана. Но ему не хотелось, чтобы с ним произошло то же, что и с Джоном.
- Это конец, наверное. Ничего.
- Какая утонченная философия, Пауэлл. Что ж, если для вас это не является какой-то крупной проблемой, драмой или же трагедией, пожалуй, мы приступим к осуществлению задуманного мной.
Эйс подключил телефон, принесенный из гостиной, к розетке и поставил его рядом с Пауэллом. После чего достал из кармана листок, на котором был написан текст.
- Знаете, я ведь не шутил, когда говорил о том, что вам просто не повезло, господа. Вы только представьте, сколько всего должно было произойти, чтобы вы оказались в таком неприятном положении: мое рождение, трансформация сознания, прослушивание телефонных разговоров, предательство Кристофера Аллена, спонтанный вызов на место преступления. И это лишь несколько пунктов из миллиона, блуждающих на задворках моего разума. Так вот, Федеральное бюро расследований задалось целью уничтожить вашего покорного слугу, - Эван указал рукой на себя, - но они до сих пор не располагают точной информацией о моих деяниях, да и доказательств в их распоряжении нет как таковых. И тут мне приходит в голову блестящая идея - дать им улики. На самого себя. Не гениально ли, друзья?
- А...простите, что перебиваю, какой в этом смысл?
- Я понимаю, вы думаете, что я проникнусь к вам состраданием, как к милому собеседнику. O sancta simplicitas. Это уже не имеет принципиального значения для вас, Пауэлл. Я продолжу. Некий специальный агент Уэлдон Кеннеди приложил немало усилий, чтобы потревожить меня и вывести из равновесия. Но это сравнимо с легким бризом, который мнит себя разрушителем миров, присоединяясь к деструктивному торнадо. Мистер Кеннеди, что весьма и весьма неосмотрительно для сотрудника бюро, оставил в паре мест номер своего телефона. Во-первых, обладатели данной информации уже мертвы. Во-вторых, этой информацией теперь располагаю и я, джентльмены. Это, - Эван продемонстрировал листок с текстом Пауэллу, - то, что нужно будет сказать, когда я соединю вас со специальным агентом. Думаю, репетиции нам не понадобятся. Я позабочусь об интонациях.