На пороге зимы

========== 10-2. Два меча ==========

Остатки сгоревшего сарая дымили до утра, но остальное уцелело. Сказалась зимняя выучка: сторожа мигом растащили постройку по брёвнам и залили водой. Жаль, рассказать смогли немного. Все смотрели на огни над замком, когда через забор полетели горящие стрелы — уже не потешные. Едва успели разглядеть во тьме меховые спины, удаляющиеся к лесу. Бросились было в погоню, но вовремя одумались.

С рассветом вышли на пустошь. Следы говорили: нападавших было человек тридцать и ушли они к Гиблой долине. Войско явно заманивали в ловушку — в ущелья, где жалкий десяток лучников мог положить целую сотню.

Тем хуже для них.

У Такко шумело в голове после бессонной ночи. Сперва Оллард с Ривеленом огорошили новостью. В тайну посвятили ещё десятерых, лично выбраных Ривеленом из своих людей. Они «героически погибнут» с маркграфом, а на деле будут охранять его, охотиться и делать прочую работу.

— Ты приглянулся Ривелену, — сказал Оллард после. — Сперва я сомневался, что у него на уме, но всё же ему можно верить. Если уедешь с ним, он устроит тебя учиться. О деньгах не беспокойся.

Такко думал недолго: столица манила пышностью и почётом, но она никуда не денется. Его место здесь — держать связь между замком и горной хижиной, пробираться тайными зимними тропами, разбирать чертежи при свете жировой лампы… Куда занятнее столичного учения, и думать нечего!

Затем собрали военный совет, отправили разведчиков, получили с голубем сведения, обсудили, снова собрались узким кругом… Зато план был отточен до совершенства. Не зря они с Оллардом ездили в Гиблую долину зимой! Заодно это объяснило, почему маркграф не остался в замке: южанам нужен был предводитель, хорошо знающий места.

Никто не спросил, надо ли гнать столько народа ради тридцати оборванцев. Все помнили историю Рамфорта, прежнего сотника баронессы, и не боялись переоценить врага.

У отрогов устроили привал и обсудили наступление ещё раз. Верен с Ардериком повели своих кружным путём, чтобы атаковать сверху. Имперцам дали проводника из людей Кайлена, чтобы ударили с тыла. Оллард остался у отрогов с Такко и десятком латников Ривелена.

— В битвах побеждают не люди, а гербы, — доверительно сказал маркграф Верену. — Ардерик потерял на Севере достаточно, чтобы отнять у него и эту победу. Идите без меня.

Такко показалось, в глазах друга мелькнула искренняя благодарность. Стоило войску удалиться, латники скинули доспехи и побросали в мешки.

Верен, конечно, будет переживать, что не уберёг отряд. Но ему Такко скажет правду. Не сказать просто нельзя.

На вершину гребня тянулись десятки тропок. Выбрали самую неприметную. Шли быстро, но тихо, держа наготове луки и арбалеты. Где обосновался один вражеский отряд, мог оказаться и второй.

Вскоре внизу послышались голоса. Враги расположились на широком уступе, как и говорили разведчики. Тридцать с лишним человек — последний осколок Шейнова войска, а может, простые крестьяне, вдохновлённые речами на летнем пиру. Только проснулись после ночного налёта. Руки чесались вскинуть лук, но нельзя: из-за скалы напротив вот-вот выведет своих людей Верен, а там и имперцы подтянутся.

Впереди открылось ровное место, и люди Ривелена, не привыкшие к горным тропам, с облегчением скинули мешки с бронёй.

— Ищите ущелье, — буркнул старший. Тот самый, что встретился Такко в Лиаме.

В ущелье сбросят доспехи вместе с маркграфским алым плащом, кругом разбросают обрывки одежды, ножен и разольют кровь — из замка нарочно прихватили бурдюки, полные после забоя для пира. Вполне в духе камнеедов — напасть, откуда ни возьмись, а после лишить убитых достойного погребения. Проверять доспехи никто не полезет. По здешним гнилым склонам даже Такко не рискнул бы спуститься. Ущелье завалят камнями, рядом поставят памятный валун и дело с концом. А если летом землю тряхнёт, тайна будет похоронена ещё надёжнее.

Останется не попасться на глаза местным, которые через пару недель будут перегонять скот с летних пастбищ. Но горы большие, хижин и пещер хватит на всех. Если и заметят — пусть думают, будто в хижине обосновались имперские дезертиры. Пара крепких ножей и колчан метких стрел купят молчание — возможно, вечное.

— Ты всё запомнил? — в сотый раз уточнил старший. — Мы идём к хижине, ты спускаешься вниз, прячешься. Ждёшь, когда кончится бой, и поднимаешь тревогу. Никто не удивится, что за помощью отправили тебя. Мальчишка-лучник в рукопашной ни к чему.

Такко и ухом не повёл. Не к лицу тому, кто сражался за Бор-Линге, обижаться на столичного чистоплюя. Он всё запомнил ещё ночью: поднять тревогу; рассказать, что, откуда ни возьмись, напал ещё отряд; ждать, пока кто-нибудь отыщет ущелье; убедительно оплакать маркграфа. Вечером повторить представление в замке, стараясь не перемигиваться с Ривеленом и баронессой. А если кто спросит, почему ушли с отрогов — валить на Олларда, дескать, он всё же решил присмотреть за битвой.

— Всё, давай, — подтолкнул его старший.

Оллард сбросил плащ, оставшись в кольчуге и неизменном чёрном дублете. Кивнул Такко:

— Я тебя немного провожу.

Под бдительным взглядом латников они спустились по извилистой тропе. Склон здесь густо порос кустами, укрывавшими от чужих глаз снизу и сверху.

— Сбереги мои бумаги. — Оллард достал из-за пазухи тонкий свиток, обёрнутый кожей. — Ривелен спас мне жизнь, но не упустит случая порыться в вещах. А здесь кое-что личное.

Такко молча принял свиток. У него в колчане тоже лежало кое-что личное, что он не показал бы никому. Даже Олларду.

— Верхний лист для тебя, — пояснил маркграф, — там перечень, что понадобится мне завтра, и кое-какие наставления. Остальное — храни.

— Жаль, что вас не оправдали, — не удержался Такко, пряча свиток под одеждой.

— Ничего. Это был хороший год. А будет ещё лучше.

Оллард потрепал его по плечу и скрылся за кустами.

Внизу было тихо. Такко чуть постоял и последовал за маркграфом. Идти наверх всего ничего, а всё же лучше присмотреть.

Он выбрался из зарослей и замер: на тропе никого не было. Недоумевающий взгляд старшего, сторожившего наверху, сказал ему всё — маркграф не вернулся.

Куда делся, тьма его забери?

Люди Ривелена мгновенно выстроились цепью и кинулись вниз прочёсывать кусты. Такко быстро обогнал их. Внизу стояли лагерем враги, и впору было отпрянуть, затаиться, но Такко припустил быстрее. Из-за камней и зарослей не было видно, что происходит внизу. Такко вылетел на открытое место и сразу схватился за лук.

Камнееды оживились: вставали, лениво брались за оружие. Трое смотрели на тропу, помахивая клинками, остальные выстраивались неровным полукругом. И в это ощетинившееся полукольцо спускался человек в кипенно-белой рубашке с мечом в левой руке.

Стрела прыгнула на тетиву — поздно. Внизу закипела схватка. Такко набрал воздуха и оглушительно свистнул, как когда-то предупреждал обозы об опасности. Если Верен услышит — поторопится. Если люди Ривелена не побоятся спуститься, помогут. Перекинул на руку щит, выхватил меч и почти съехал вниз.

Одному не выстоять против троих, зато двоим — запросто. Где не осилит один — пройдут двое. Затупится меч — поможет второй.

Оллард попытался прикрикнуть, оттолкнуть, но до того ли в бою! Лезвия слились в череду ярких пятен, тело работало быстрее мысли. Отбить, принять на щит, атаковать. Отвести удар — не от себя. Отступить к большому камню — хоть со спины не ждать беды. Не думать — драться. Думать потом.

Последний противних рухнул — и Такко запоздало сообразил, что кольцо вокруг никуда не делось. Сейчас их просто расстреляют из луков.

В следующий миг в ушах зазвенело от пения рога, которому вторил свист лучных и арбалетных стрел. Верен и имперцы взяли врагов в клещи, точь-в-точь как планировалось, а со склона наконец скатились люди Ривелена. Не сговариваясь, Такко и Оллард метнулись за камень, чтобы не попасть под стрелы своих. Привалились, тяжело дыша и не выпуская мечей.