На пороге зимы

— Да кто ж разберёт, на какой вы стороне, — нимало не смутившись, отозвался Ардерик. — Ладно. Держите карту — без меня вы здесь всё равно разгуливать не станете.

Элеонора смотрела, как длинные пальцы свернули карту, спрятали в рукав, и с пронзительной ясностью поняла — её не возьмут. Не то что атаковать крепость, но даже дожидаться мужчин в лагере. По горным тропам ей не пройти, особенно сейчас.

Ах, насколько слаще стала бы победа, взгляни она в глаза семье Тенрика! Как обидно хозяйке Севера ждать, вышивать гербы на знамёнах и поддоспешниках и быть примером спокойствия для служанок, пропади они все пропадом!

— Не поручусь, что будет после войны, — спокойно проговорил Оллард, — но сейчас у нас одна цель: поднести Север императору, как десерт на серебряном блюде. А значит — уничтожить врагов и отдать власть тому, вернее, той, чья верность короне не вызывает сомнений.

Он кивнул в сторону Элеоноры. Она склонила голову в ответ с лёгкой улыбкой. Маркграф поставил на кон гораздо больше, чем старая семейная вражда. Элеонора тоже не позволит себе забыть, ради чего жила эти восемь лет.

***

Наконец карта Ардерика украсилась заветной линией! А Оллард со слов лиамцев отметил нужный береговой отрезок — совсем короткий. Тропа в проклятое логово обрывалась среди гор, но было ясно — оттуда найти крепость не составит труда.

На радостях Ардерик выбрался во двор и с утра до вечера просиживал на учебной площадке, наотрез отказавшись возвращаться в постель. Зато усердно поглощал жареную говяжью печень и пил крапивный отвар. Помогло — слабость отступала, меньше леденели пальцы. Бывало, темнело в глазах, но разве это беда? Бывало, подмышкой расплывались алые пятна, но уж такое место — будет кровить, пока совсем не заживёт. Пройдёт, не в первый раз.

В Лиам отправили гонца, следом для верности ещё двоих. Наконец пришёл ответ — жители побережья готовы выступать.

Эслинге снова охватила суета. Снова звенело железо в кузнице, укладывали в дорогу поклажу — хотя какая поклажа на горной тропе, самим бы пройти! Вместо обозов — низкорослые вьючные коняги, вместо шатров — лёгкие пологи. Сотни и сотни стрел — в горах ведь прямого деревца не найдёшь, всё нужно нести с собой. А вместо дров — мешки с торфом. На вид — чисто земля, а горит, будто жиром облита. Непривычно, ну да тьма с ним. Лишь бы поймать ненавистную лису.

— На случай засады пойдём небольшими отрядами, — повторял Ардерик воинам перед самым выходом. — Поскольку не все привычны к горам, перемешаемся: на одного местного трое имперцев. Гиблую обойдём поверху и дальше пойдём по тропе сколько сможем. Как будем подходить к крепости — разобьём лагерь и уже оттуда разведаем, как лучше подобраться. Ясно?

На лицах северян особой радости не наблюдалось. От Верена Ардерик знал, что Кайлен хотел пойти со своими людьми первым, теперь же отряды были смешаны и трудно было расценить это иначе, чем знак недоверия. Ничего, потерпят.

— Не будьте слишком строги к ним, — негромко проговорила за спиной Элеонора. — Молодости свойственны порывы, вам ли не знать.

— Не когда стоишь с противником лицом к лицу, — бросил Ардерик. — Не беспокойтесь. Я не забыл, что именно они нашли тропу, и позволю показать себя.

— Дорого бы я дала, чтобы поехать с вами, — заметила Элеонора.

— Вы знаете, что это невозможно, — отрезал Оллард. — Да вы стали настоящей северянкой, Элеонора! Семейные распри для вас превыше всего? Вы остаётесь править Севером, и я не знаю, что труднее — брать морскую крепость или присматривать за бароном.

— Вам не понять, каково женщине в чужой семье… Впрочем, оставим пустые разговоры! Разрешите, я всё же украду ненадолго одного вашего воина, дабы никто не затаил обиды… Кайлен, подойди!

— Сдаётся мне, она давно его украла, как и всех этих деревенщин, — усмехнулся Ардерик вслед разрумянившемуся парню. Встретил непроницаемое лицо Олларда и поперхнулся. — Я назначил двоих, что побестолковее, гонцами. Барону, сами понимаете, верить нельзя. Если он тут что-то выкинет, лучше бы нам пораньше узнать.

— Правильно сделали. Заодно и баронессе будет спокойнее, если ей будут каждый день доставлять новости.

А мы будем спокойны за баронессу, — закончил про себя Ардерик.

Отчего-то вспомнилось, как зимой она храбро стояла на стене, высматривая врага. Как они встречали камнеедов плечом к плечу. Как обнимались в башне над разорённой голубятней… Была ли это любовь? Или яростное желание жить, что всегда обостряется на пороге гибели? А заодно месть тупице-Эслингу.

А всё же занятно было представить, как Элеонора ждёт в лагере, как приветствует кубком эля и миской горячей похлёбки… Тьфу ты! Как же, будет она варить похлёбку! Не иначе, последняя кровь отхлынула от головы, раз такие мысли приходят. Знамя вышила, и на том спасибо.

Сто человек, разбитых на десятки, проверяли оружие, подпоясывали плащи и звонко целовали девок на прощание. Ветер трепал бархатные полотнища знамён, будто перечитывал девизы. Занял своё место Кайлен, пряча что-то под плащом. Ардерику и Олларду подвели лошадей.

— Вот, возьмите в дорогу, — проговорила Элеонора, протягивая две серебряные фляжки. — Это вино подавали на зимних праздниках. Тогда вы сражались храбро и умело, хотя победа казалась невозможной. Пусть мужество и удача не изменят вам и в этот раз.

Ардерик глотнул и сразу заткнул флягу пробкой. Терпкий вкус напоминал о времени, когда верилось, что победа близка. Зимний Перелом переломил надежду, но сейчас она вернулась, согретая северным солнцем.

***

— Что тебе дала баронесса? Тоже вино?

После подъёма в лёгких горело, ноги подкашивались, а бойкая болтовня Такко с Кайленом окончательно утверждала в мысли, что воин из Верена такой себе. И как у них хватает дыхания трепаться, не переставая?

— Наставления на дорогу, — отмахнулся Кайлен.

— Жаль! Наставлениями горло не промочишь.

— У графа иди проси. Он для тебя, смотрю, ничего не жалеет!

— А вина пожалел, представляешь!

— Помолчите оба! — выдохнул Верен. — Сказано, идём тихо!

Дорога пошла ровнее и можно было перевести дух. Они шагали по узкой долине или широкой расщелине — поди разбери, как назвать. По обе руки — отвесные стены, поросшие берёзами высотой в локоть. Под ногами — валуны, меж которых темнела вода. Склоны во влажных потёках: от жажды не помрёшь. Весной, когда тает снежник, здесь разливается целая река, а сейчас… нет, Верен всё же не мог назвать это нагромождение камней дорогой. И уж точно не сунулся бы сюда по своей воле, да ещё с лошадьми. Однако лохматые северные лошадки топали едва ли не увереннее людей, воины же ругали Шейна на чём свет стоит — мало от него бед, так ещё по бездорожью тащиться, да ещё в гору!

— Да я просто спросил, — оправдывался Такко, замедляя шаг, чтобы поравняться с Вереном. — Интересно же, что ему дали на дорогу.

— Завидно, что тебе не дали? — огрызнулся через плечо Кайлен.

— Мне ещё как дали! — рассмеялся Такко, и Верен толкнул его в плечо: вот уж нашёл чем хвалиться!

— А ты чего со своей так кисло расстался? — пристал Такко уже к Верену.

Верен отмолчался. Бригитта попрощалась коротко и всё прятала глаза, будто хотела что-то сказать и не решалась. Ясно, опасалась за него, но в зимний-то поход провожала по-другому.

— Боится, что после победы ты уедешь и бросишь её, — по-своему истолковал Такко его молчание. — Но ты же заберёшь её с собой, так?

— Если баронесса отпустит.

— А чего ей не отпустить?

— Да кто знает? Тут дальше завтрашнего дня боишься загадывать, а ты так далеко берёшь… Сам-то про себя знаешь, куда пойдёшь?

— Я-то что, — Такко мотнул головой назад, где ехал Оллард. — Знаешь, что я делал зимой? Рисовал набело механизмы, которые маркграф собирал для боя, со всеми деталями и размерами. Вышло листов двадцать. Сшили их красиво, маркграф поставил свою печать, а на обороте сказал написать своё имя как переписчика и помощника. И к отчёту тоже приложил рисунки и чертежи, и там я тоже подписывался, вроде как чтобы имя примелькалось в столице. Понимаешь?