На пороге зимы

Вполуха Элеонора слышала, как отдавали приказы, разбирали луки и арбалеты, ругали тех, кто самовольно бросился в погоню. Кто-то ругал барона, кто-то защищал Шейна… Победа снова ускользнула из рук, и снова из-за увальня-Тенрика! И надо же было именно в этот день уехать единственному человеку, чья власть была выше баронской!

========== 4. Путь к побережью ==========

— Я не могла приказать стрелять, боялась, что пострадают мирные жители. Барон же предпочёл долг крови обязательствам перед народом Севера. Наши лучники, только вчера принявшие присягу, бросились в погоню, но вернулись ни с чем. Больше того — не досчитались троих.

Элеонора сдерживала себя с Оллардом — не услышать жалоб тому, кто бросил её одну, даже не предупредив. Всё-таки глупо было надеяться, что в его поддержке была хоть тень личного. Потому голос Элеоноры звучал ровно, а если где и дрогнет — это со зла на Шейна, отчего же ещё.

Маркграф слушал, прислонясь к подоконнику, и его лицо терялось в полумраке.

— Потери северян — лучшее доказательство их верности, — сказал он, когда Элеонора закончила. — Признаться, даже после их присяги у меня оставались некоторые сомнения.

— И правильно! — выплюнул Ардерик. — Отожрались на нашем хлебе, на них даже подштанники из имперского льна, а всё туда же — свободный народ Севера, сожри их падаль! Развесили уши, щенки! Могли утыкать Шейна стрелами, как взбесившегося ежа, а они!..

Он сидел в кресле, бледный как мел. Элеоноре казалось — вот-вот завалится. Рана была скверная — клинок зацепил самый верх руки и бока, почти подмышкой. Крови вылилась уйма: такую рану толком не зажмёшь, не перевяжешь, да и после попробуй сбереги в покое — чуть шевельнёшь рукой, и опять кровит. Первый день сотник рвался в погоню, но лекарь был неумолим и так же неумолима была Элеонора — с невинным видом намекнув, что без Ардерика Север обречён. Рик малость остыл, разве что к приходу Элеоноры гордо перебирался с постели в кресло. Сейчас они собрались в его спальне, и непривычно было держать совет в тесной комнатушке вместо просторного зала.

— План Шейна для меня загадка, — задумчиво проговорил Оллард. — Это же чистое самоубийство — явиться на пир, где он нежеланный гость. Непохоже, что он заранее договорился с братом, раз тот уговаривал его уйти.

— Ясно, зачем! — отозвался Ардерик. — Взбаламутить народ, вызвать смуту. Клятая северная гордость прорастает, как колючки сквозь камень. Этот подлый край вмиг забывает, кто его кормит, и Шейн это знает. Вот и явился уязвить не мечом, так словом!

— С вами ему слова не понадобились… Вы-то зачем решились на поединок, зная, что рука может подвести?

— А надо было отпустить его, да? Может, ещё выпить с ним? Я сходился с Шейном зимой и обещал скрестить с ним мечи снова. А как глянул, сколько у него власти над местными, не мог не уделать его на глазах у всех. Да ещё в такой день!

— И, разумеется, без доспеха, как подобает благородному воину. С кем вы вышли на поединок чести, Ардерик? Шейн чудом не убил вас. В другой раз не будьте столь неосмотрительны.

Ардерик недовольно зыркнул в сторону, поморщился, и Элеонора поспешила вмешаться:

— Ясно одно — слова о независимости Севера находят отклик в сердцах местных, как ни трудно в это поверить. А значит, все наши победы ничего не стоят, пока Шейн жив. Тенрик поддержит его, несмотря ни на что. Семья для него важнее долга перед Империей.

Тенрик вступился за брата, когда понял, что пленение Шейна станет личным торжеством Элеоноры и Ардерика. Он спас бы кого угодно, лишь бы насолить проклятым южанам, якобы лишившим его чести, которой у него отродясь не было! Но говорить об этом не стоило.

— Позовите барона, — велел Оллард.

Пока Грета бегала за Тенриком, Элеонора переглянулась с Ардериком. Губы невольно кривились в улыбке при мысли, насколько доходчиво маркграф сейчас объяснит, что Тенрик не просто вырыл себе могилу — этим он занимался всю зиму, — но ещё и камень надгробный вытесал. Все хороши, все упустили главного преступника Севера, но Тенрик не просто упустил — отпустил. Ещё и собой прикрывал! Под рёбрами вдруг разлился противный холодок: что если он решил нарочно прогневать столицу, чтобы оставить Элеонору без титула? Хотелось верить, что нет, не хватит у него ума на такое.

Тенрик явился быстро. Встал в дверях, будто брезгуя переступить порог Ардериковой спальни, скрестил на груди руки и упрямо наклонил голову.

— Наслышан о ваших подвигах, — ровно проговорил Оллард. — Вы отпустили изменника. Прикрыли предателя собственной спиной. Открыто высказали расположение к врагу короны. Знаете, барон… Должен объявить вам благодарность. Вы рискнули добрым именем, чтобы избежать кровопролития. Признаться, я не всегда одобрял ваше миролюбие, но в этот раз оно принесло плоды. Север запомнит вас как миротворца.

Элеонора безмолвно смотрела, как Тенрик степенно кивнул, видимо, изображая поклон, и вышел.

— Вы умеете удивлять, маркграф Оллард, — уронила она.

— А вы ждали публичной порки? Рано, Элеонора. Угощения такого рода подают холодными.

Элеонора встретилась с ним взглядом, и лёд в его глазах обернулся беспощадной сталью.

— Заставьте его заплатить за всё! — подал голос Ардерик. — Я даже готов принять часть вины на себя, лишь бы этот баран ответил по закону. Как-никак, я тоже упустил Шейна — так вот, я готов ответить, только пусть эта история станет известна Его величеству!

— Вы все поступили правильно — избежали большой резни. Кто знает, какие старые распри могли всплыть, сколько семей решили бы свести счёты, вдохновившись словами Шейна? Не говоря о том, что госпожа Элеонора могла пострадать.

Элеонора вспыхнула от прямоты, с какой Оллард указал на её положение. И тут же обругала себя — ничего личного, он лишь заботится о наследнике вне зависимости от того, кто его вынашивает.

— Что же до барона… — продолжил Оллард. — Я заставлю его исполнить свой долг до конца. Заставлю предать самого себя — разумеется, на благо Севера! — и пожалеть о каждой букве на своём гербе! Но сейчас у нас другие заботы. С какими новостями вернулась разведка? Что рассказали северяне?

— Да так, — довольная ухмылка Ардерика превратилась в хищный оскал. — Кое-что нашли. — Он помолчал для пущей выразительности, и Элеонора пожалела, что при маркграфе его не обругать. — Тропу. В клятое Бор-Линге. В вонючее Шейново логово.

— Вы уверены? — уточнил Оллард. В его неуловимо изменившейся позе читалось нетерпение.

— Да. Глупая расщелина за кустом… Мы сто раз проходили мимо и никому в голову не пришло заглянуть. Парни проследили дорогу где-то на четверть, прежде чем их встретили стрелами. Мы же пройдём до конца.

Элеонора даже прикрыла глаза от предвкушения. Ардерик оправится — и они выступят против змеиного гнезда. Окружат с суши и моря, ворвутся внутрь… Многолетняя жажда власти над Севером отступила, стоило представить оторопь свекрови, когда разорят её нору!

Элеонора не сразу заметила, что в комнате идёт разговор. Ардерик расстелил на коленях свою карту, и они с Оллардом обсуждали тропы и хребты. Грета привела Кайлена, заодно принесла кувшины с питьём, и Оллард первым протянул кубок — отчего-то не под вино, а под холодную солоноватую сыворотку.

— Я возьму вашу карту на вечер, — сказал он. — Давно пора её перерисовать. Заодно добавлю кое-что со слов лиамцев…

Ардерик мгновенно накрыл карту ладонью:

— Рановато. Я и сам хотел кое-что добавить. А вообще… Знаете, я тут подумал — а неплохая была идея взять на службу парней, знающих здешние места как свои пять пальцев. Без них мы бы долго искали эту паршивую тропу…

Он устремил взгляд в потолок и замолчал, как будто видел закопчёные доски впервые в жизни.

— В последние дни все только и выпрашивают у меня милостей, будто я сам император, — усмехнулся Оллард. — Одним арбалеты подавай, другим… Вы правда сомневались, что я внесу ваши заслуги по пополнению войска в очередной отчёт? Мы на одной стороне, Ардерик, не забывайте.