Страница 76 из 98
Осипов не оставлял надежду найти пропавшего Мишу. Он не знал, что Миша лишился памяти и поиски вел неумело и бессистемно. Но почти через год ему повезло. Он навещал в больнице имени Кащенко своего однокурсника– психиатра, а тот случайно рассказал ему о парне, страдающем полной амнезией, но помнящем какие– то довольно специфические обороты речи, афоризмы и цитаты из прочитанных когда– то давно книг. Осипов попросил показать ему этого больного и понял, что перед ним Миша. Такое вот совпадение.
Видя, что в институте творится нечто очень нехорошее, и, подозревая Сколова и Валеру, Осипов начинает волноваться за жизнь найденного с таким трудом пациента. Он сообщает всем о своей простуде, а сам на личной машине отправляется за Мишей в «Кащенко», считая, что наиболее уязвим его больной будет по дороге от больницы до института. Осипов уверен, что в палате ни Сколов, ни Валера не посмеют причинить Мише ощутимого вреда.
Тем более, при разговоре Осипов намекнул своему бывшему отчиму, что если Миша погибнет, то он молчать не будет, а расскажет обо всех своих подозрениях мне.
От переживаний нервы у Осипова сдали, отправившись в больницу, он не справился с управлением и вылетел в кювет.
Авария и бессознательное (хоть и кратковременное) состояние Осипова играют на руку Валере и Сколову. Чтобы в ближайшее время Николай не мешал им, Петр Николаевич распоряжается поместить Осипова в Программу. Программа рассчитана на месяц, опасный свидетель устранен самым гуманным способом, работа над заказом американца практически завершена.
Еще немного – и у них бы все получилось. Вахтер Михалыч оформил очередной отпуск и купил турпутевку в Калифорнию, (я думаю, ему помог заказчик– американец). Сам Сколов собирался в США на симпозиум. Через несколько дней отец и сын встретились бы с заказчиком, получили деньги и жили, (я, полагаю, недолго, но счастливо).
Чтобы по ночам никто не дежурил в экспериментальной палате, рядом организовали просмотровую комнату, а вас с Машей до смерти напугали сумасшедшим санитаром.
Правда, оставался еще Вадим, регулярно перед началом дежурства совершающий обходы, но от него избавились просто – вытащили пропуск и попросили встреченную на лестнице лаборантку из второго отделения отнести его начальнику охраны. Никто не сомневался, что в охране Вадим просидит часа три, а этого времени Валере вполне хватит, чтобы скачать энергию пациентов и забрать накопители.
Правда, я, побеседовав со всеми вами, Сколовым и вахтером Артемом, а потом посоветовавшись со своим начальником, был готов остановить Валеру без скандала и лишних свидетелей. Мне порекомендовали просто привезти и Валеру, и Сколова в Контору для дальнейшего разбирательства.
Вот и все. Пока! Или прощай!
Константин.»
Глава 65
Сентябрь 2001 год
Отрывок из Машиного дневника.
«Я не хочу рассказывать о похоронах Костика. Просто мысли расплываются, словно слова, написанные чернилами и залитые водой (да какой там водой – слезами).
Я не хочу рассказывать, как по дороге к Ковалевскому кладбищу (Антон собирал нас на своей машине по всему городу) на улице Софийской нас остановили вальяжные гаишники и, узнав, что мы торопимся на похороны, нагло и беспочвенно заявили, что Антон пьян.
Я не хочу вспоминать как, выскочив в чем была, ловила попутку под проливным осенним дождем и мчалась домой за деньгами для взятки этим лопающимся от самодовольства и уверенной безнаказанности людям.
Я не смею вспоминать, как приехав и сунув увесистую зеленую пачку в трясущиеся от возмущения руки Антона, я влезла в салон и увидела лицо Веры.
Я не стала бы рассказывать, но мне слишком часто снится, как полубезумная, в черном платье и черной, надвинутой на глаза косынке, Вера, выскочив из машины, кричала в сторону теперь уже двух (слетелись, как гиены на падаль) гаишных «Фордов»:
– Да будьте вы прокляты! Ну почему, почему это не вас «КАМАЗом» размазало!
И вода ледяного дождя мешалась со слезами и брызгами слюны изо рта, и руки ее мелькали крыльями обезумевшей черной птицы, и рыжие волосы мокрыми клочьями лезли в рот и в глаза, а она не замечала и все не могла остановиться…
На отпевание мы опоздали. Продираясь на стареньком джипе по скользкой бетонке (за два червонца сотрудники кладбища пропустили машину), Антон подвез нас к свежей могиле. Провожающие Костю в последний путь, конечно, еще не разошлись.
– Инна Васильевна! – дико закричала Вера, вылетая из машины и бросаясь к сухонькой, но прямо держащей спину старушке.
– Верочка! – одними губами улыбнулась та и перекрестила ее, и обняла.
Так они и стояли – обе высокие, обе худые, обе скорбящие – самые дорогие женщины капитана Константина Калитина (1974 г. – 2001 г.)
– Пойдем, Верочка, – первой опомнилась Инна Васильевна. – Пойдем, помолимся за Костю. Я знаю: ты не умеешь. Но поверь, со временем это придет.
И тогда ты не будешь проклинать виноватых, и тогда ты не станешь ненавидеть предавших. Ты поймешь, что наша жизнь – один– единственный миг, по сравнению с Жизнью Вечной. И пусть иногда бывает безумно больно – это обязательно пройдет! Пройдет и забудется.
Ты хорошая девочка. Я знаю, ты научишься молиться и не сразу (очень, очень не сразу), но тебе станет гораздо легче жить.