Страница 1 из 98
ЧАСТЬ 1
– Дяденька, подайте инвалиду детства!
Короткопалая, покрытая пузырчатой коростой рука протянулась за милостыней. Прохожий машинально отшатнулся и посмотрел вниз. На асфальте, подстелив под себя картонку, сидел одноногий лысый детина. Около него валялись костыли. Детина глядел на прохожего прозрачными водянистыми глазами и монотонно канючил:
– Подайте на хлебушек! Подайте на лечение!
Мужчина отвел взгляд и ускорил шаги. Зря, наверное, он приехал сюда. Да еще оставил машину, чтобы не бросалась в глаза – слишком новая, блестящая, агрессивная.
То ли дело в Питере. На его прямых проспектах и на таком автомобиле затеряться было проще простого. А стоило отъехать всего– то километров пятьдесят от городской черты, и все. Роскошная жизнь питерского центра медленно, но верно сменялась убогой нищетой окраин.
Здесь, под Гатчиной, она казалась кричащей, броской и даже наглой от своей беспомощности.
Но ему нестерпимо хотелось собственными глазами увидеть место, где воплотится в жизнь его Идея. Та, ради которой он не пожалел бы ничего – ни денег, ни сил, ни времени, ни родных.
Мужчина быстро шел по кривой грязной улице. Скорее, скорее вернуться в город, подняться в свой номер в отеле, включить на полную мощность обжигающий душ. Лакированные ботинки покрылись серым налетом. На кожаной куртке появились мутные разводы от брызг, то и дело слетающих с крыш. Бровка тротуара была слишком узкой – не уберечься.
Когда до машины, припаркованной на маленькой стоянке у вокзала, оставалось метров триста, мужчина услышал за спиной дробный стук костылей.
«Сколько калек!» – подумал прохожий, невольно оглянулся и вздрогнул. Его догонял все тот же нищий.
– Стой, мужик! – хрипло выдохнул попрошайка совсем близко.
Прохожий и не подумал останавливаться. А нищий упорно ковылял за ним. Причем скорость передвижения одноногого оказалась странной. Мужчина, старательно прибавлял шаг, но нищий не отставал.
– Да, погоди ты, – сипел в спину детина. – Подай на хлебушек! Подай на лечение!
Мужчина резко остановился.
– Отстань или пожалеешь! – внезапно бросил он сквозь зубы, и его лицо скривилось в хищной ухмылке.
– Ах, вот ты как! – осклабился нищий. – Хуже будет. Это – да. Только не мне.
– Угрожаешь? – мужчина посмотрел в широко раскрытые глаза собеседника. Правда, теперь они не казались ни прозрачными, ни водянистыми. Глаза детины налились свинцовой темнотой и хитрой глумливостью.
– Чего мне тебе угрожать? – снова ухмыльнулся он. – Просто я знаю – кто ты.
Мужчина прерывисто вздохнул и напрягся. В следующий же миг он понял, что, конечно, нищий блефует. Играет в свою привычную игру. Раз прохожий шикарно одет – значит, деньги водятся. Если носит зеркальные очки– хамелеоны – может, от кого– то прячется. А когда идет по дороге пешком и один – почему и не припугнуть? Так, на дурака. Вдруг, да и выгорит чего. Все ведь просто – железная логика улицы.
Мужчина уже хотел отвернуться, но нищий положил ему руку на плечо и задумчиво пробубнил:
– Я знаю, ты сорок душ загубишь. Только учти, сорок первая – загубит тебя.
Мужчина с яростью сбросил покрытую коростой пятерню и чуть ли не бегом бросился к стоянке.
Детина не стал его догонять. Он стоял на щербатом тротуаре и громко хохотал вслед. Словно гиена.
Поздно ночью, раскинувшись на двуспальной кровати, давешний прохожий никак не мог уснуть. По давней привычке, наученный еще покойной бабкой, борясь с бессонницей, он считал. Бабка учила считать баранов. Но сегодня было не до них. Мужчина считал, сколько душ еще осталось. До сорока.
Глава 1
Сентябрь 1995 год
Куда– то пропал – думали про Виктора Колпакова знакомые жены и дочери. Да уж пропал! И даже совсем. Сначала он и сам про себя так думал.
А причина– то была – глупее не придумаешь Лаборантка в институте. Причем замужняя. Причем не первой молодости. Еще за месяц до того несчастного случая в лаборатории, он бы и сам не поверил, что бросит семью ради сорокалетней полной женщины с пергидрольными кудряшками на лбу. Кудряшки вились мелким бесом и казались жалкими и старомодными.
Но теперь– то ему было наплевать. И на морщины, и на кудряшки, и на лишний вес. Он даже и не догадывался, как все это мучило Татьяну.
Ему казалось – раньше он жил неправильной или просто чужой жизнью. И только сейчас вышел наконец– то на свою. Как выходит на шоссе заблудившийся в незнакомом лесу грибник.
Был апрель. Дождливо– вьюжный апрель, когда уже нет никаких сил смотреть на снежную слякоть под ногами и нестерпимо хочется солнца. Солнца хоть на денек. И чтобы наконец растаяла вся эта зимняя каша. И высох от луж асфальт. И набухли первые почки. И можно было сменить тяжелые ботинки и опротивевшую зимнюю куртку на туфли и светло– серый финский плащ.
Взлохмаченная лаборантка, с которой Виктор уже и не вспомнить, сколько времени проработал бок о бок, влетела к нему в кабинет.
– Виктор Семенович! У нас кто– то стекла разбил!