Страница 26 из 98
Она не верила. Не сомневалась, что братья жены помогли в петлю влезть. Но разве докажешь? Так и осталась одна.
Я ее часто проведывала. Как ни зайду – вся в слезах сидит. А однажды дверь мне открывает, а глаза светятся. Я спрашиваю, что случилось, а она мне: «Виталька – то мой жив, оказывается!» «Как жив?» – говорю. Я ж сама на похоронах была. «А вот так!» – отвечает.
У нее под окном яблоня росла большущая, а яблоки просто мед.
«Я вчера, – говорит, – только стала спать укладываться, слышу – в окно стучат. Подхожу – никого. И вдруг, голос Виталькин: «Зоешка, попробуй яблочка!» Я отскочила. Еле– еле в себя пришла. Только к утру заснула. А утром смотрю – на подоконнике яблоки лежат! Он это – Виталька, ко мне приходил! Никто меня больше Зоешкой не называл!»
Ну, думаю, плохи твои дела, подруга! Через день захожу – теперь она Витальку уже видела. Беда, думаю, с девкой!
Пошла к нашей главной психиаторше. Так, мол, и так, говорю. А она, хоть и шишка важная, простых людей не гнушалась. И врач была от Бога! Пришла к моей Зое под видом страхового агента, поговорила с ней, посмотрела. А потом мне и сказала: «Зоя твоя не сумасшедшая. И лечиться ей не надо. Все само пройдет». И ведь как в воду глядела. Перестал к Зое Виталька являться. Через полгода, а перестал. И голос она его больше не слышала.
Тогда– то она неверующая была. Сама понимаешь, время такое. А теперь вместе с ней в церкву ходим.
Сестра– хозяйка вздохнула и перекрестилась. Вика уже не плакала – пила чай с плюшкой.
– А то вот еще про настоящего сумасшедшего расскажу, – оживилась Марья Мироновна. – Это давненько было! Я сама– то и не помню ничего. Зато бабка моя помнила и мне в детстве рассказывала. Они тогда в селе жили. Большое было село, богатое. А самым богатым – один мужик считался. Все– то у него имелось. И мельница своя, и кузня. А уж коров, лошадей – люди со счету сбивались. Но жадный он был – страсть! Однажды под Рождество мороз стоял лютый. А к тому богатею в дверь нищенка постучалась. Он ее впустил, накормил, обогрел. А как она свои лохмотья сняла – увидал, что сидит перед ним девица– красавица. Мужик дома один хозяйничал – жена с сыном в соседнее село уехали. Там у жены отец помирал. Разглядел мужик нищенку, и захотел сама понимаешь чего. Добром не получилось – силой взял.
А потом в чулане запер.
Жена вернулась – он жену выгнал. Уж скандал случился невиданный!
В общем, держал богатей у себя ту девку – никуда не выпускал. Год не выпускал! А потом она преставилась. В родах. Сынок после нее остался. И сынка того богатей с рук не спускал. А когда заболел он – мужик по всем бабкам знахаркам ездил. Хозяйство совсем запустил. Только никто не помог. До пяти годов мальчик не дожил.
И тогда мужик умом тронулся. Сказал: «Я не я буду, а лекарство от смерти найду!» Время прошло – жена со старшеньким к нему вернулись. Он их принял. Стали вместе жить. Только все свободное время тот мужик книжки колдовские читал. И снова – всех знахарок, всех колдуний известных объехал. А когда понял – бесполезно это, захворал. Перед смертью сынка позвал и велел: «Дело мое не оставляй. Езжай в город. Учись на самого– самого ученого. Денег я припас много – на все хватит. Только найди лекарство от смерти. Сам не сумеешь – детям своим завещай!»
Марья Мироновна вытерла пот со лба:
– Вот этот настоящий безумец был! Лекарство от смерти! А о душе– то и не думал.
Вика допила чай и улыбнулась:
– А не знаете, сынок– то его продолжил отцово дело?
Сестра– хозяйка энергично закивала:
– Тоже, как батя, одержимым стал. Только потом война случилась. Революция. Сгинул где– то.
– А вдруг не сгинул? Вдруг, правда, нашел? – подшутила Вика.
Марья Мироновна осуждающе покачала головой.
Глава 23
Август – Сентябрь 2001 год
Через три дня температура у Олега уже не зашкаливала в градуснике, но все равно он был очень слаб, есть не мог, только пил чуть теплый кисленький клюквенный морс. Болеть у него ничего не болело, и он лежал то, открывая глаза то, погружаясь в приятную дрему. Сны, которые он видел, были выпуклыми красочными, но совсем не запоминались, оставляя после себя легкое послевкусие.
Олега выписали из районной Мичуринской больницы в середине сентября. Он чувствовал себя почти хорошо, только иногда накатывали волны непривычной слабости: руки начинали дрожать, голова кружилась, страшно хотелось посидеть где– нибудь, а то и полежать. Но после пятиминутного отдыха он снова был готов к жизни. Встречать племянника с женой прикатил дядя Сережа на старом дребезжащем «Запорожце».
– Хорошо, что вы приехали, спасибо огромное! – поблагодарила его Вика. – Не знаю, как бы мы на автобусе добрались!
– Что ты, дочка! Чтоб я родного племянника бросил! Полезайте в машину: ты – вперед, а ты, Олежка – назад, там и прикорнуть можно. Коняшка– то у меня совсем старый. Если к вечеру, тьфу– тьфу– тьфу, домой доберемся, и то – славно.
Тетя Клава всплакнула, обнимая племянника, повела к накрытому столу. Олег съел пару рассыпчатых отварных картофелин с хрустящим малосольным огурцом, а от самогонки наотрез отказался.