Страница 23 из 98
Игорь сидел за толстыми прутьями решетки, ограждающей скамью подсудимых, и, похоже, никого не слушал. Или не слышал. В свете ртутных ламп его лицо казалось желтовато– зеленым. Как у покойника. И таким же безучастным.
Адвокат почему– то, захлебываясь и подолгу застревая на каждой букве, нес отвлеченную ересь. О милосердии, например. Или о хороших характеристиках с места учебы и из жилконторы. А закончил тем, что парень оступился первый раз в жизни.
Мишка возмутился. Получалось – тот ни капельки не сомневался, кто преступник. А просто просил о снисхождении. Типа, пожалейте, мужики – в первый раз убил!
Потом суд удалился на совещание. И совещался пять с половиной часов. Заинтересованные стороны маялись в полутемной рекреации на деревянных креслицах. Маялись сильно, потому что в здании суда не было туалета. То есть, был, конечно. Но только для сотрудников. Раз в пятнадцать минут Мишка наблюдал, как какая– нибудь разряженная в пух и прах барышня на двенадцатисантиметровых шпильках ковыляла к заветной двери, погромыхивая увесистой связкой ключей. И потом решительно ковырялась одним из них в громадном амбарном замке.
А вот матери Игоря пришлось бежать в редкие кустики у забора, отгораживающего старое здание суда от строящегося нового.
– Слышь, парень, – слегка приволакивая ногу, подошел к Мишке свидетель обвинения. – Тебя там у входа мужик один спрашивает.
Мишка кивнул, вытащил сигарету и побрел на улицу.
***
А к Маше пришла депрессия. Нет, не та, при которой немного грустно и не смеешься от любимых шуток. Депрессия опутала ее коконом. И с каждым утром становилось все трудней выбираться из него. Сначала казалось, что надо просто тихо забиться в нору и отлежаться несколько дней. Раньше это помогало. Но теперь… Прошла неделя, потом вторая, а липкая паутина тоски опутывала все плотнее.
Работу в аптеке Маша бросила и заперлась в квартире.
Вылезала утром на кухню, чтобы съесть сваренную бабушкой овсянку. И снова забивалась под одеяло.
Она читала. Очень много читала. Но все там же – в постели. Сил не было ни на что. Даже выйти на улицу. Правда, два раза в неделю приходилось совершать прогулки до соседнего ларька – за очередным блоком сигарет. Но все чаще ей казалось, что скоро она не дойдет и туда. По дороге Машу шатало, как пьяную.
Иногда ей звонила старшая сестра – Вика. Маша разговаривала с ней минут по пять и вешала трубку, объясняя, что очень торопится. Куда торопится? Да, какая разница! Может, картошка на плите убегает, или ванна сейчас переполнится горячей водой и зальет соседей.
И не хотелось жить. Совсем. Каждый день тянулся мучительно долго. А главное бессмысленно.
Потом бабушка научила ее вязать носки. Руки у Маши тряслись, спицы вылетали из петель. Сколько раз она со слезами кидала начатое вязание! Но брала снова. Через неделю получился носок – кривой, с неровной резинкой по краю, но вполне узнаваемый, вполне пригодный для жизни. Набирая петли для парного носка, Маша первый раз улыбнулась. Первый раз за три месяца.
Когда и второй носок был почти довязан, к Маше зашла в гости школьная подруга Надя.
С Надей Колпаковой они учились вместе с первого класса. У той все было просто и легко. Мама – заведующая гастрономом «Диета», папа – военврач – оба молодые, веселые. Отец к тому же работал в каком– то секретном институте и очень прилично зарабатывал.
Классе в восьмом Надя рассказала Маше, что влюбилась. Да еще в кого – в Сашку Матвеева!
Саша Матвеев, высокий быстроглазый блондин, был старше на три года. Общительный, начитанный и очень– очень внимательный к собеседнику, а особенно – собеседнице, он многим казался идеальным парнем.
Вопреки прогнозам подруг роман у Надюшки с Сашей получился спокойным, без бурь и страстей. Они поженились, появилась дочка – Полиночка. Саша закончил Инженерно – строительный институт, отработал по специальности полгода и подался в бизнес – продавать черные металлы. Дело у него пошло.
Скоро Надюшка с мамой и дочкой уже не ютились в двухкомнатной квартире. Папа – военврач к тому времени куда– то пропал: то ли женился по второму разу, то ли просто захотелось на старости перемен. Да и какая там старость – сорок пять лет мужику!
Саша купил семье четырехкомнатную квартиру в новом доме на соседней улице, сделал ремонт с перепланировкой, и получилось уютное и просторное жилье.
Надюшка работала в крупной компании ведущим менеджером, времени на хозяйство у нее не оставалось. Попробовали нанять домработницу, но не заладилось. Одна слишком вольно относилась к хозяйским деньгам и продуктам, вторая строила глазки Саше, а третью почему– то боялась маленькая Полечка.
Надюшка посидела, поплакала с Машей о Мишке, позвала в гости. И Маша пошла. Маленькая Поля сразу приняла ее, как свою.
Так и получилось, что помощницей по хозяйству в семье Колпаковых – Матвеевых стала Маша. Сначала незаметно, исподволь, а потом превратилась в настоящую домоправительницу и няньку на окладе. Она даже стихи снова начала писать. Только совсем другие.
Мне наплевать, что все не так,
Что время требует победы,
А я сижу, варю обеды:
Кастрюли, ложки и плита –
Мои бессменные друзья,
Мои советчики и крылья,
И полон свет столбами пыли,
А в центре, нет, у края – я.