Демон

***

Джеронимо ожидал увидеть обитель порока, а уперся взглядом в храм страданий и боли. Запах гниющей плоти был невыносим. Ории сторонились этого места, а другие падальщики были слишком малы, чтобы поглотить растерзанные тела бывших жриц любви. Боль, страх – Хтон понял, что эти чувства может рождать не только собственная жизнь, но и жизни других. Бродя между разлагающимися телами и пытаясь отыскать среди них Алкмену, Джеронимо страдал. И вместе с ним страдал Хтон.

– Что тебе нужно здесь, отверженный? – услышали они женский голос.

Джеронимо обернулся. Хтон обернулся. Теперь в каком-то роде, они оба были отверженными. Каждый из своей жизни. Из своей стихии.

– Алкмена? – спросили они уцелевшую жрицу.

Она долго пыталась им предложить себя, защищая хозяйку.

– Я пришел сюда не за этим. – Джеронимо огляделся вокруг. – Разве здесь еще можно желать?

– Можно.

– Глупая дура! – он сдавил ее горло.

– Она всего лишь слуга своей природы, – сказал ему Хтон, спасая жизнь этой хрупкой женщины.

– Отпусти ее! – еще один женский голос.

Хтон узнал бы его из тысячи других. Джеронимо разжал пальцы, и девушка, захрипев, упала на землю.

– Я думал, ты умерла, – сказал Джеронимо, поднимая на Алкмену налитые кровью глаза.

– Боюсь, скоро твои слова окажутся правдой, – она грустно улыбнулась ему и велела следовать за ней.

***

Узник вошел в Каньон Ветров. Здесь, в сердце каньона, шум ветра становился невыносимым. Огромная воронка, рождала воздушные массы, которые тут же устремлялись куда-то прочь, выброшенные из ее лона. Сгустки тьмы смешивались с искрящимся светом. Молнии, прорезая плоть воронки, выжигали безразличные каменные глыбы. Узник вел свою армию в эпицентр стихии. Туда, где земля раскрывала свое тело, позволяя воронке проникать глубоко в недра.

Чудовищный по силе вихрь подхватил узника и его армию. Он превратил их в мельчайшие крупицы пыли, которые, кружась в ветряных воронках, переливались лазурью, преломляя яркие лучи света. Вихрь затягивал их к своему центру, где невидимая ось удерживала его на месте десятки, а то и сотни веков. И чем ближе к центру гигантского вихря находились узник и его армия, тем тише становилось громогласное завывание рождавшихся ветров и свист бессчетного количества воронок.

Законы притяжения не действовали здесь. Небольшое ядро, размером не превышавшее голову младенца, зависло в самом центре вихря. Это был искрящийся сгусток энергии. Медленно вращаясь, он пульсировал, словно готовясь разорвать тесную оболочку. Далеко внизу была тьма. Высоко вверху яркий свет. Но здесь, возле ядра, был покой. Нейтральность во всем: в звуках, свете, чувствах.

Какое-то время ничего не происходило, затем ядро вздрогнуло. Его оболочка напряглась, пытаясь раскрыться. Ядро просыпалось. Дрожала не оболочка. Дрожали его веки. Шесть глаз, расположенные симметрично, открылись. Темные, как ночь, с ярчайшими вспышками по центру. Ядро продолжало вращаться, давая возможность каждому из своих глаз разглядеть узника. Они смотрели на него, а он на них. Затем оболочка ядра снова задрожала, позволяя шести своим ртам разомкнуться.

– Темис! – голос был похож на свист ветра. Он не вселял ужас. Напротив, дарил покой и безмятежность. – Дочь моя, – тонкие, как нити, разряды скользили по телу узника, не причиняя боли. – Твоя дорога была слишком долгой.

– Теперь я здесь.

– Я знал, что ты придешь. Я всегда ждал тебя. Мы ждали.

Пульсирующее ядро вздрогнуло. Где-то далеко внизу, во тьме, послышались робкие голоса. Тысячи демонов и ангелов поднимались из недр к небу.

– Прости им их нетерпение. Они ждали этого часа слишком долго. Мое дитя! Они обретут покой в твоей плоти. А затем ты обретешь покой во мне, – шесть ртов жадно раскрылись.

– Вот, значит, зачем тебе была нужна моя мать? Ты хотел, чтобы она родила тебе агнца?

– Так должно было быть, дитя мое.

– Как же тогда поступить с последним? С ангелом, чьи обрубки крыльев кровоточат за моей спиной? Он не сможет обрести покой в моей плоти. Это я обретаю покой внутри него.

– Ему придется ждать, когда другой мой ребенок придет и освободит его от мучений.

– А если он не захочет? Если ему вообще не нужен твой покой, что тогда?

– Не смей торговаться со мной, дочь!

– Ответь мне, отец!

Шесть глаз заморгали. Шесть ртов исказились в болезненной истоме.

– Чего ты хочешь? – просвистел ветер, протяжно завывая.

– Того, что и ты.

– Так позволь этим несчастным обрести спасение.