Страница 34 из 308
Когда Марья достигла, наконец, ворот, за которыми начиналась подъездная аллея к особняку Урусовых, она совершенно выбилась из сил. В горле пересохло, казалось, что дорожная пыль покрывала её с головы до ног, она чувствовала себя грязной и липкой, а ещё нестерпимо хотелось пить. Привратник открыл ей калитку и пропустил на территорию усадьбы. В тени парковых деревьев, окаймлявших аллею, дышалось куда легче, и девушка прибавила шагу. Дворецкий приветливо улыбнулся ей и широко распахнул двери в просторный вестибюль, где, благодаря задёрнутым портьерам, царили полумрак и прохлада.
Пока дворецкий ходил с докладом, Марья Филипповна торопливо сняла шляпку и вручила её подбежавшему лакею. Остановившись перед большим, в полный рост, венецианским зеркалом, девушка расправила складки на платье, поправила чуть растрепавшиеся локоны и постаралась придать себе непринуждённый вид, улыбнувшись своему отражению приветливой улыбкой.
Дворецкий вскоре воротился и попросил её следовать за ним. Марья Филипповна, про себя молилась, чтобы Ильи Сергеевича не оказалось дома, ожидала, что её проводят в гостиную. Но слуга, пройдя через комнату, где обычно Урусовы принимали гостей, распахнул перед ней двери в кабинет хозяина поместья, после чего поклонился и исчез, плотно закрыв обе створки.
- Марья Филипповна, какая честь видеть вас у себя, - приветствовал её Илья Сергеевич, намеренно склонившись в насмешливом поклоне, словно перед особой королевской крови.
- Простите за вторжение, ваше сиятельство, - Марья постаралась удержать на лице улыбку, которую так тщательно репетировала перед зеркалом. – Я ехала к Калитиным, да у коляски ось треснула неподалёку от Овсянок.
Урусов дотянулся до колокольчика и позвонил. Тотчас явился лакей, да столь поспешно, будто стоял за дверью и только того и ждал, чтобы барин его позвал.
- Скажи, что я велел людей на дорогу отправить. Пусть коляску сюда доставят, - произнёс он, отпустив прислугу взмахом руки.
В комнате повисло тягостное молчание. Марья, стоя у дверей, не решалась пройти дальше без приглашения, а Илья Сергеевич не торопился предложить ей присесть. Облизав пересохшие губы, девушка уставилась в окно, кожей ощущая его пристальный взгляд.
- Присядьте, - тоном, каким обыкновенной отдают приказы, а не произносят просьбы, обронил он.
Марья Филипповна чуть поморщилась, но поспешила воспользоваться возможностью сесть в кресло, потому как нога ужасно болела. Вздох облегчения сорвался с её губ, когда она опустилась в твёрдое вольтеровское кресло с прямой спинкой. Илья Сергеевич вновь позвонил и распорядился, чтобы принесли холодного квасу. Князь дождался, когда его гостья утолит жажду и только после этого заговорил.
- Марья Филипповна, мне известно, что вы невысокого мнения обо мне, но позвольте вас заверить, что о том, что случилось вчера, никто не узнает.
- Благодарю вас, - mademoiselle Ракитина залилась пунцовым румянцем.
- Я не собираюсь осуждать вас, видит Бог, все мы не без греха, но хотел бы предупредить, дабы вы не питали иллюзий относительно господина Соколинского.
- Я не понимаю вас, ваше сиятельство, - пробормотала Марья. – О каких иллюзиях вы говорите?
- Нынче утром Михаил Алексеевич был у нас с визитом. Ежели вы надеялись, что он разорвёт помолвку с Натали ради ваших прекрасных глаз, то вынужден вас огорчить. Соколинский ни словом ей не обмолвился о знакомстве с вами, более того, просил подумать о том, чтобы перенести свадьбу с сентября на август. Наталья ответила согласием. Надеюсь, вы понимаете, о чём я пытаюсь толковать с вами?
Марья совсем опустила голову. Не дождавшись её ответа, Илья Сергеевич тяжело вздохнул и продолжил:
- Я хочу вас просить не искать встреч с Михаилом Алексеевичем.
Марья резко вскинула голову и посмотрела в глаза князю. Он не должен был говорить о том, в конце концов, это просто оскорбительно! Чувство вины сменилось злостью. Илья Сергеевич мгновенно ощутил в ней эту перемену. Он видел, как она нахмурилась, как тонкие складочки прорезали чистый гладкий лоб, глаза, ещё мгновение назад прятавшиеся за занавесом роскошных ресниц, ныне источали гнев и ярость. Подмечая эти перемены, Илья Сергеевич невольно залюбовался ей. Что и сказать, в гневе Марья Филипповна была удивительно хороша. У Соколинского не было шансов не поддаться этому обаянию, как нет шансов и у него самого, с удивлением отметил он. О да, в ней ощущалась натура страстная и горячая, и именно эти черты пробудили чувства к ней в его сердце. Он и сейчас любил её, и даже готов был забыть всё, что случилось, и вопреки словам, сказанным сестре, вновь просить её руки.
- Вы не должны были говорить мне этого! Это… это оскорбительно! – Прошипела она. – Не вам решать, как мне надлежит поступить.