Страница 33 из 308
Марья Филипповна проспала почти до полудня, но с наступлением нового дня все проблемы и огорчения дня вчерашнего никуда не делись. Она не могла перестать думать о том, что случилось накануне и сколько бы не гнала досадные мысли, они возвращались вновь и вновь с неизменным постоянством. «Что делать? – стучало молоточками в висках, пока она спускалась в столовую. «Что делать?» – вертелось в голове, пока намазывала маслом булку и пила обжигающе горячий чай. Увы, ответа не было.
- Как спалось нынче? - Обратилась к ней Елена Андреевна.
Марья, невидящим взглядом уставившись в окно, на вопрос матери не ответила.
- Мари, - повысила голос madame Ракитина, - ты будто не в себе нынче!
- Вы что-то сказали, маменька? – Очнулась Марья от грустных дум.
- Я сказала, что ты не в себе нынче, - повторила, поджав губы, Елена Андреевна. – Я говорю, ты меня не слышишь.
- Простите, маменька, я задумалась, - рассеянно улыбнулась Марья Филипповна. – Так о чём вы говорили?
- Письмо от Серёжи нынче утром доставили, - Елена Андреевна радостно улыбнулась. – Пишет, что на будущей седмице приедет.
- Я рада, - Марья выдавила мученическую улыбку.
Она, безусловно, соскучилась по брату, но ныне его приезд был как нельзя некстати. Серж всегда подмечал малейшие перемены в её настроении, и то, что ей удавалось скрывать от матери, от брата утаить вряд ли удастся.
- Мари, ты взяла бы Прокопыча да и съездила к Калитиным. Василий Андреевич всегда к тебе благоволил.
- Зачем? – Тихо обронила Марья, уже догадываясь, что речь вновь пойдёт о деньгах. – Сержу снова нужны деньги? – Удручённо спросила она и, не сдержавшись, добавила: – он мог бы не позволять себе подобные траты, зная, сколь мы стеснены в средствах.
- Ах! Ну, как ты можешь такое о брате говорить?! – Поджала губы Елена Андреевна. – Ты же понимаешь, что он должен соответствовать своему положению, а где же денег взять, коли жалованье сущие гроши платят.
- Bien, maman (Хорошо, мама), я съезжу к дядюшке, но ручаться могу, что денег он более не даст, - Марья встала из-за стола, намереваясь пойти переодеться в дорогу.
- Ты уж попроси его, - Елена Андреевна умоляюще взглянула на дочь. – Бог знает, отчего Василь так любит тебя, но он тебе не откажет.
Марья кивнула и пошла к себе. Ехать к Калитиным не хотелось, унизительно было просить денег, выдумывая правдоподобную причину, по которой они понадобились. Вне всякого сомнения, Василий Андреевич всегда знал, зачем нужны деньги, но всякий раз делал вид, что верит всему, что она говорит.
Mademoiselle Ракитина долго вертелась перед зеркалом, примеряя шляпку. Ленты, что удерживали ту на голове, имели весьма потрёпанный вид, и как бы она не завязывала бант, всё равно становились виды обтрёпанные поизносившиеся концы. Разозлившись, Марья сдёрнула её с головы и бросила в кресло. Настёна подала ей другую, ту, что когда-то купил князь Урусов, и которую она ни разу так и не надевала. Вздохнув, Марья водрузила её на голову и, не глядя более в зеркало, завязала ленты под подбородком. Шляпка напомнила ей о холодном презрении, которое вчера плескалось в глазах князя. Оставалось только надеяться, что Илья Сергеевич не попадётся ей ныне по дороге, а ежели и встретится, то не вспомнит о злосчастной шляпке.
После полудня стало жарко. Небольшая каурая лошадка медленно плелась по дороге, и как её не погонял Прокопыч, не желала двигаться быстрее. Дорога вилась серою пыльною лентой. Несмотря на то, что ночью прошёл довольно сильный ливень, сбивший почти весь цвет чубушника в саду, к полудню земля вновь просохла, только кое-где оставались грязные лужи в тех местах, где колеи были наиболее глубокими. Колесо коляски попало в одну такую выбоину, послышался неприятный сухой треск. Витиевато выругавшись, Прокопыч натянул вожжи, останавливая экипаж. Старик слез с козел, обошёл кругом коляску и, крякнув, нагнулся, заглядывая по днище. Задняя ось треснула и готова была вот-вот переломиться.
- Приехали, барышня, - вздохнул он и подал руку Марье Филипповне. – Далее никак нельзя. Ось поломалась.
Mademoiselle Ракитина выбралась на дорогу. Ближайшая усадьба принадлежала Урусовым. Впереди, в саженях десяти, дорога разветвлялась на две колеи и более узкая из них как раз вела в Овсянки.
Тяжело вздохнув, Марья Филипповна подобрала юбки и побрела просить о помощи. «Во истину, приключившаяся поломка – насмешка судьбы», - рассуждала Марья, медленно шагая по дороге. Широкие поля шляпки защищали лицо от палящих солнечных лучей, но это не приносило облегчения, на лбу и над верхней губой выступила испарина, кружево, окаймляющее вырез платья, раздражало нежную кожу, вчерашняя мозоль на пятке саднящей болью напомнила о себе.