Страница 3 из 308
Неприязнь между Марьей и Натальей являлась взаимной. Будучи княжной Урусовой, Натали никому не позволяла забывать о данном факте, но, к её величайшему сожалению, не могла похвастать столь же приятной наружностью, какой обладала их ближайшая соседка. Она была не лишена привлекательности, но рядом с Марьей Филипповной ощущала себя бледным ночным мотыльком против яркой экзотической бабочки. Всего годом старше самой Марьи, она уже провела один сезон в Первопрестольной, но суженного себе выбирать не спешила, полагая, что получить её руку – счастье, которого достоин не каждый. Марья же невзлюбила княжну за высокомерный нрав и нелестные высказывания в свой адрес, намекавшие на её легкомыслие и чрезмерное кокетство.
Бал открыли полонезом, в котором в первой паре хозяин имения повёл красавицу дочь. Танцы следовали один за другим. Раскрасневшаяся, довольная атмосферой всеобщего веселья, Марья Филипповна блистала в мазурке, легко и изящно обходя вокруг брата, припавшего на одно колено в фигуре танца. Неприкрытая зависть уездных барышень и откровенное восхищение молодых людей, как бальзам на сердце, льстили самолюбию.
Остановив лакея, Серж снял с подноса два фужера с шампанским и протянул один сестре:
- Сегодня можно, - с улыбкой сказал он.
Марья, послав ему благодарный взгляд, пригубила восхитительный игристый напиток, но первые аккорды вальса напомнили о том, что танцевать ей предстояло с князем Урусовым. Неприятный холодок пробежал по спине девушки, когда Илья Сергеевич склонился перед ней в учтивом поклоне. Для семнадцатилетней девицы двадцатисемилетний князь казался едва ли не стариком - уж во всяком случае, с ним не получалось вести себя так же, как с остальными поклонниками. Этот «старик» обладал весьма выдающейся наружностью: худощавое лицо словно было высечено скульптором в довольно резкой манере, обусловленной стремлением подчеркнуть твёрдую линию подбородка, высокие скулы, тонкий прямой нос. Но Марья Филипповна его привлекательности не замечала. Рядом с Ильёй Сергеевичем она ощущала себя несмышлёным, избалованным ребёнком, и сие ощущение было ей неприятно. Всякий раз ей казалось, что Урусов видит её насквозь, прямо-таки читает её мысли, а покровительственно-снисходительный взгляд невольно подталкивал к мысли, что князь находит её забавной, но ни в коем случае не равной своей сиятельной персоне.
Вложив свои пальчики в протянутую ладонь, Марья позволила вывести себя на середину залы. Едва рука Ильи Сергеевича коснулась её тонкой талии, как тело невольно напряглось, а чуть заметная дрожь пробежала по спине.
- Мне казалось, здесь довольно душно, - тихо заметил Урусов, закружив именинницу в сумасшедшем вихре танца.
- Вы правы, ваше сиятельство, - не поднимая глаз, отозвалась Марья.
- Так отчего вы дрожите, mon couer? - Илья Сергеевич усмехнулся.
- Вам показалось, - осмелилась поднять голову Марья Филипповна, вздрогнув от адресованного ей «mon couer» (сердце моё).
Никогда раньше Урусов не обращался к ней подобным образом. Что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней. Истинно женским чутьём Марья уловила перемены, но не могла сказать, что сие открытие доставило ей удовольствие. Илья Сергеевич всегда чем-то пугал её.
- Сквозняк, - беспечно улыбнулась она, - все окна открыты.
- Марья Филипповна, не желаете составить нам с сестрой компанию? Мы завтра собираемся в Можайск. Думаю, Натали была бы рада вашему обществу, тем более, я ничего не смыслю во всех этих штучках, столь милых женскому сердцу, - обратился к ней Урусов.
«Едва ли Натали обрадуется моему обществу», - подумала Марья, но вслух вежливо ответила согласием. Отчего бы и не досадить лишний раз высокомерной княжне своим присутствием? С последними аккордами вальса Илья Сергеевич ещё раз напомнил о данном ею обещании и сообщил, что заедет за ней ближе к полудню.
За окнами совсем стемнело. Сделав музыкантам знак прерваться, Филипп Львович обратился к гостям:
- Господа, прошу на террасу! Фейерверк - семнадцать залпов в честь именинницы!
Толпа гостей устремилась на широкую мраморную террасу, весело переговариваясь в ожидании нового развлечения.
Марья застыла у самой балюстрады, вглядываясь в тёмные небеса. Звёзды, далёкие и чужие, словно подмигивали, но вскоре поблекли перед яркими всполохами фейерверка. В воздухе запахло порохом, на псарне зашлись лаем собаки, кто-то восторженно захлопал в ладоши, а mademoiselle Ракитина вдруг испытала странное ощущение сродни усталости. Вся эта толпа, фейерверк, танцы, шампанское, вдруг показались ей чем-то скучным и утомительным. Радостное настроение померкло. Захотелось, чтобы все разошлись… остаться одной в тишине. Оглянувшись на распахнутые французские окна, на возвращающихся в зал гостей, Марья легко сбежала по ступеням в ночной парк. Обхватив себя руками за плечи, она медленно побрела по освещённой призрачным светом фонарей аллее. Быстрые шаги позади заставили учащённо забиться сердце, но это оказался Серж. Набросив на плечи сестры тонкую шёлковую шаль, он молча побрёл рядом.
- Серёжа, - вздохнула девушка. - Урусов назавтра позвал меня ехать в Можайск с ним и Натали.
- Ты согласилась? – Поинтересовался брат.
- Почему нет? – Она пожала плечиком.
- А как же Василевский? Я думал, он нравится тебе.
Марья остановилась.
- Увы, Серёжа, мне никто не нравится.
- Так и никто? - Задумчиво переспросил Серж. - Ты слишком много романов читаешь, ma cherie. А Урусов тебе тоже не нравится?
- Он пугает меня, - честно призналась Марья.
- Отчего? – Сергей в удивлении поднял бровь.