Страница 28 из 308
Проводив глазами удаляющегося всадника, Марья обернулась к Мишелю. И хотя в словах князя не было ничего для неё неясного, она всем сердцем жаждала услышать, что по тому поводу скажет Соколинский.
- Я желала бы услышать ваш ответ, - одарила она ледяным взглядом Мишеля.
- Право слово, Марья Филипповна, что же здесь неясного? – Михаил Алексеевич обречённо вздохнул. – Я обручён с княжной Урусовой.
- Вы обручены? – Марья едва не сорвалась на крик. – Как вы могли? Вы позволили себе…
Порядочная девица никогда бы не позволила столь вольно обращаться с ней. Стало быть, её вина ничуть не меньше, ежели не больше, чем Соколинского.
- Я не сделал ничего из того, чего бы вы сами не желали, - нахмурился Михаил Алексеевич.
Марья опустила голову. Воспоминания о том, что она весьма охотно позволяла ему целовать себя, мало того, сама обнимала его вместо того, чтобы возмутиться его совершенно непристойным поведением, вызвали острое чувство стыда. Но то, что он умолчал о своей помолвке с княжной Урусовой, вновь всколыхнуло волну негодования. Не помня себя от обиды, она отвесила ему оглушительную пощёчину. На его гладкой щеке тотчас проступил весьма отчётливый отпечаток её ладони. Тихо охнув, Марья Филипповна отступила на шаг, не отводя взгляда от потемневшего гневным румянцем лица Соколинского.
- Вы – мерзавец, сударь! – Процедила она.
Скинув с плеч его сюртук, не обращая внимания на то, что все её прелести оказались на виду, Марья, путаясь в подоле сорочки, добежала до клёна и сдёрнула с ветки всё ещё мокрое платье.
- Не могу поверить! Не могу! – Шептала она в отчаянии, пытаясь надеть мокрое платье.
Руки не слушались её. Соколинский хмуро наблюдал за её безуспешными попытками облачиться в одежду. Со свистом выдохнув воздух сквозь плотно сжатые зубы, он шагнул к ней, намереваясь помочь.
- Не приближайтесь ко мне! – Она выронила платье и выставила вперёд руки в попытке отгородиться от него.
- Мне нет дела, коли вы решите разгуливать по окрестностям в подобном виде, - ухмыльнулся Соколинский, - но что-то подсказывает мне, что ваша репутация пострадает ещё больше, ежели тому найдутся свидетели.
Мишель нагнулся, поднял изрядно перепачканное платье и вопросительно посмотрел на mademoiselle Ракитину. Марья сдалась. Опустив голову, она позволила помочь ему натянуть на неё влажную одежду и покорно повернулась спиной, дабы он смог застегнуть крючки.
Стиснув челюсти, Соколинский нарочито медленно продевал крохотные крючки в не менее крохотные петельки. Закончив, он не удержался и прижался губами к тонкой шее, вдыхая тонкий приятный аромат её кожи.
- Простите меня, - едва слышно выдохнул он. – Я не должен был прикасаться к вам, но оказался слаб. Это ни в коей мере не извиняет меня, но коли бы вы не отвечали мне столь пылко…
Марья повернулась к нему лицом. Его покаянный вид и грустный задумчивый взгляд на какое-то мгновение смягчили её гнев. Она даже хотела сказать, что не сердится на него, но стоило только подумать о том, что её ждёт в скором будущем, как злость вспыхнула с новой силой, ошеломившей её саму.
- Ненавижу вас! – Она толкнула его в грудь и, повернувшись, бросилась бежать в сторону мостика, что вёл на другой берег реки. Можно было бежать куда угодно, но истина состояла в том, что бежать от себя самой - напрасный труд.
Достигнув переправы, она остановилась, опёрлась левой рукой на покосившиеся перила, а правой схватилась за бок, в котором нестерпимо кололо от быстрого бега. Отдышавшись, она осмелилась посмотреть в ту сторону, где оставила Соколинского. Мишель уже облачился в сюртук и, держа поводья вороного, провожал её взглядом.
До усадьбы оставалось чуть более версты. Мокрые туфли натёрли ногу даже через чулки. Прихрамывая и моля Бога, чтобы никого не повстречать по пути, Марья добралась до калитки с задней стороны усадьбы. Потянув её на себя, она едва не застонала вслух. Очевидно, садовник слишком рьяно взялся исполнять свои обязанности, и калитка оказалась заперта. Пришлось идти к главным воротам. Привратник молча открыл ей, но не смог скрыть удивления на широкоскулом добродушном лице. Махнув рукой и не желая ничего объяснять, Марья Филипповна проследовала к дому.
Увы, ей не удалось избежать встречи с матерью. При виде дочери madame Ракитина замерла на лестнице, глаза её округлились, а с губ сорвалось нечленораздельное восклицание. Обмахав себе лицо руками наподобие веера, Елена Андреевна ступила на нижнюю ступеньку.
- Маша, Бог мой! - Всплеснула она руками. – Да что же с тобой приключилось? Ты вся мокрая!