Внести ясность

Как же, работа ее не ждет. Я вышел, но доктор Маргрета шла следом, очевидно, не слишком доверяя персоналу.  Мы прошли по стеклянному коридору, мимо игровой комнаты, уставленной фикусами и завешенной коврами, в которой как раз делали влажную уборку, мимо одинаковых дверей без надписей, за которыми могли скрываться палаты, кабинеты или камеры пыток. Может быть, где-то совсем рядом, за стенкой, находилась Эмма…

От этой мысли хотелось что-нибудь сломать, но вряд ли подобный шаг улучшит ситуацию. 

Мы расстались у лестничной площадки. Ее рукопожатие было очень жестким и холодным. К тому же благодаря каблукам, она была выше на пару сантиметров. Скрепя зубы, я начал спускаться на первый этаж.  Навстречу мне два санитара вели под руки новенького пациента, взятого «тепленьким», может быть из постели.

Бедняга, наверное, женился неудачно. Или дети перестали терпеть выходки папаши.

Я поднял глаза, когда поравнялся с пациентом, и окаменел.

Мимо, не поднимая головы, в нелепой клетчатой пижаме и ночном колпаке, шел Дик. Точнее, его вели. Первый порыв был – броситься, отбить у извергов, растрясти и разговорить наконец. Я запнулся на ступеньке, схватился за перила и тут вспомнил голос, который настойчиво стучал в голове все это время: «Если мы встретимся - ты меня не знаешь». Может быть, Дикобраз не просто рубил связи, избавляясь от обузы? Может быть, он знал…

Догадывался или допускал?

В висках стучала барабанная дробь, кровь прилила к голове, в глазах заплясали огоньки. Пришлось задержаться на лестничной площадке между этажами и перевести дыхание.

Дик просил не узнавать его. Он не сумасшедший ни секунды и, тем не менее, он здесь, в центре доктора Рипл. Это значит…. Это значит…

Я кубарем сбежал с лестницы, пронесся через холл, даже не обратив внимания на давешних симпатичных девушек за стойкой, и выбежал на улицу.

Если Дик здесь, это может означать только одно – он тоже собирается найти Эмму. Найти и поговорить.

Это значит…

Я плюхнулся на скамейку на трамвайной остановке, переводя дыхание.

Это значит, Павел Крамен невиновен и все об этом знают.

Но молчат.

Я задыхался, буквально умирал от желания что-нибудь сделать. Как-то помочь. Дебильное, совершенно не свойственное мне в прошлом желание. Однако с чего начать?

На этот раз никакого «идти своим путем». Нужно выяснить, что за планы у Дикобраза, что он делает, чтобы не навредить – но как? Еще раз пройтись по мифическим адресам Управления? Бесполезно. Точно так же бесполезно соваться в полицию – там меня просто ласково выпроводят, а то и на заметку возьмут. Я не знал ни телефона Дика – скорее всего, он его не носит – ни адреса, ни родных, ни друзей.

Хотя постойте.

Одного друга, или хотя бы доброго знакомого можно найти. Только скажет ли она хоть слово?

Я бросился к подземке, на всякий случай, оглядевшись. Кому и зачем за ним следить? До медицинского городка ехать довольно долго, с двумя пересадками. Я промчался по платформе, вскочил в поезд и занял свободное место прямо перед носом у хорошенькой грудастой блондинки, которая скорчила обиженную рожицу и проковыляла на своих двадцатисантиметровых шпильках в другой конец вагона. В другой раз, милая девушка, в другой раз вы получите не только место, но и предложение выпить чашечку кофе. Только не сейчас.

Я снова и снова прокручивал в голове факты, которые никак не желали складываться в паззл. С одной стороны – история фанатичной привязанности Павла Крамена сыну, который уж точно не мог никого убить, но зачем-то ездил в столицу в день смерти Робинсона. Полиции так и не удалось добиться от него правды. С другой стороны – трагедия в семье Эммы Стоун: пьющая мать Глэдис и насилующий отчим, который внезапно возвращается из столицы, чтобы вымолить прощение, но натыкается на патера Захарию и уезжает. Вскоре его находят убитым. Патер Захария, несмотря на свою приторную набожность, выглядит достойным кандидатом в убийцы, только вот мотив рассыпается в прах.

И с третьей стороны – Виктория Ларие, ее влюбленность в Крамена-младшего и ночные походы местной молодежи в заповедник, включая Урсава и Кесьлевского, которые однажды закончились смертью обоих. Замешан ли в этом Буль, образина-лесничий, зарабатывавший на подростковых гормонах немаленькие деньги? Зачем убивать дойную корову? Но если корова начала мычать?

Я сделал пересадку в центре, потом еще одну и вышел у медицинского городка. Последний раз, когда мы с Диком пробирались ночью по берегу реки, здесь не было ни души – но сейчас в комплексе кипела жизнь. Тут и там сновали машины скорой помощи, у больниц на скамеечках сидели посетители, и, несмотря на холод, несколько больных отважились накинуть на больничные пижамы пальто и выйти в сад. Мимо, шумно обсуждая запущенный случай атеросклероза, протащилась группа студентов. Я внезапно ощутил прилив нежности к неоперившимся созданиям, которых и сам учил.

Пожалуй, стоило провести выходные за сбором дополнительных материалов к коллоквиуму. Ссылки на видеохостинги, цитаты, интересные факты. Пособирать статистику в соцсетях. Ребятам понравится.

Четверо мертвы и одна в психушке… и все еще под большим знаком вопроса оставались преследователи, едва не убившие нас с Диком сначала в столице, затем в Мелахе. Кто они были, кто их послал, и почему они скрылись так внезапно, не добившись результата? Даже если федералы их обезвредили, эти двое – лишь часть чего-то большего.

Я добрался до морга и обнаружил, что и здесь толпился народ. Вопреки обрывочным воспоминаниям, морг оказался большим зданием и кроме судмедэкспертизы, патологоанатомов и охранника, здесь были залы прощания для близких и даже маленькая часовня. Как раз сейчас около ее дверей собралась большая группа, и надежда на конфиденциальный разговор таяла сама собой.