Внести ясность

У ворот стоял полицейский фургон. Дик, сунув голову в кабину, разговаривал с водителем. Я пронесся мимо, крикнув через плечо Крамену, безучастно созерцавшему носки своих ботинок:

- Я знаю, что вы невиновны! Все обязательно выяснится!

Тот, кажется, едва расслышал мои слова. Дик, напротив, высунул голову и очень четко, не глядя в мою сторону произнес:

- Поезд отходит сегодня, в одиннадцать вечера.

Стало быть, он помнил, что я в Мелахе по его милости и без гроша в кармане. Это немного, но все же лучше, чем ничего.

До дома семейства Ларие мне предстоял изрядный крюк. Вы спросите, возможно, – если я плохой рассказчик – какого лешего я туда поперся вообще и накануне собственного объезда в частности? Это забавно, да – сейчас, анализируя все события снова и снова, я знаю ответ. И он мне не нравится.

Я бежал сломя голову к единственному человеку, с которым хотел поделиться новостями.

Смешно. Грустно.

Все одновременно.

Виктория Ларие, милая ботанка, зажатая жерновами родительской воли, притягивала меня, словно магнит. Отчасти Дик прав – для столичного парня забавная, непредсказуемая провинциалочка мерещилась лакомым кусочком. Хотел ли я ее соблазнить?

Абсолютно точно  - да.

Но не только.

К девушке, которую хотят «поматросить и бросить», так не бегут. Через кусты, через центральную площадь, оскальзываясь на лужах, покрытых тоненькой пленкой молодого льда, забыв про городской транспорт и не замечая удивленных взглядов. Так бегут к девушке, которая действительно волнует.

У меня есть мужество признаться, видите?

Когда я добрался до дома Виктории, окончательно стемнело. Судя по часам на торговом центре, шел девятый час, а значит, до отхода поезда оставалось все меньше времени. Как ни мал этот городишко, до вокзала мне еще предстояло не меньше часа быстрой ходьбы, так как денег на такси не было.

Я постучался. Дверь открыла госпожа Ларие – в узких спортивных брюках, подтянутая, словно сошедшая с картинки из модного журнала. На лице, несмотря на поздний час – аккуратный макияж, и даже прическа выглядела свежей.

Она сразу узнала меня.

- Неужели моя серая мышка смогла привлечь столичного донжуана? Верится с трудом, - легкое движение бровей выдало ее удивление.

Судя по усталому и разочарованному тону, я подоспел к финалу очередной ссоры.

- У вас очень симпатичная дочь, госпожа Ларие. Но я пришел поговорить с ней о Павле Крамене.

- Видите, - она впустила меня в дом. – «Она симпатичная, но…». Вы пришли не поэтому.  В этом все и дело, господин…

- Эмрон. Эрик Эмрон.

Наконец-то мы познакомились более-менее цивилизованно. Я прошел в знакомую гостиную – с кухни доносился рев телетрансляции футбольного матча. Госпожа Ларие ушла за Викторией.

Осознание, что сегодня я уезжаю, и скорее всего, в Мелаху больше не вернусь, ударило внезапно и очень сильно. Я привязался к этому городу – при всем том, как мало по-настоящему хороших моментов пережил здесь. Желания возвращаться не было, и это само по себе вызывало грусть.

Тори спустилась вниз: просторная домашняя футболка, короткие бриджи и убранные в хвост волосы. Ни следа косметики на серьезном, усталом лице. Полная противоположность мамаше и само очарование – я даже вскочил с дивана, на который только что сел.

- Нам нужно поговорить! - произнесли мы хором и оба смутились.

Тори поманила меня за собой наверх. По коже пробежала легкая искра – я напрягся, понимая, что Рубикон пройден. Это была новая степень доверия, иной вид беседы – и если бы…

Если бы не проклятое дело Робинсона!!

В комнате, на удивление лишенной кукол, мишек и прочей девчачьей дребедени, стояли два письменных стола, книжный шкаф в целую стену и пара мягких кресел-мешков. В нише за кружевной занавеской пряталась кровать – я постарался не задерживаться на ней взглядом. Виктория пригласила меня войти так, словно это ничего не значило.

Бедная моя маленькая дурочка!

Мы сели у окна друг напротив друга, и я внезапно почувствовал себя почти дома.

Почти.

- Виктория, сегодня арестовали Павла Крамена. Ночью отходит поезд в столицу.

Слишком много новостей. Она побледнела и закрыла глаза. Потом вскочила.

- Это неправильно! Неправильно, очень плохо! Так не должно было случиться.

- Против него не так много улик. Только то, что он ссорился с отчимом Эммы и то, что ездил в столицу…Виктория, вы… ты должна мне ответить на очень важный вопрос.

Снизу доносились голоса спорящих супругов – мое появление, по-видимому, лишь подлило масла в огонь. Я как мог старался не прислушиваться.

Тори села, теребя украшение на футболке. То ли догадывалась, о чем я хочу спросить, то ли просто смущалась.

- Тори, ты должна сказать, почему сдала меня Тонину. Это очень-очень важно, ты же понимаешь.

Она вскочила и повернулась ко мне спиной.

- Я не могу сказать.

- Тори, это может быть…

- Это не поможет господину Крамену. Это не поможет ему! Никому не поможет!

Она была на грани истерики.

- Тори, я не хотел тебя расстраивать. Но дело зашло слишком далеко… скажи – отчим насиловал Эмму?

Она уставилась на меня. Странно, но взрыва не последовало.

- Кто тебе сказал? – холодно спросила Виктория.

- Сам догадался. Может быть, из-за этого Павел Крамен с ним ссорился?

Она молчала, предоставив мне самому дедуцировать сколько влезет.

 - Из-за этого они и ссорились. Тори, я знаю, что Джим не убивал Оскара, как думает Дик.

- Джим убил Оскара? – она горько рассмеялась. – Кто станет так думать? Оскар был сильнее. Оскар был сильнее, выше, он был…