Внести ясность

- Слушай, Тори…

Она повернулась, глядя на меня и не видя. Все ее мысли были далеко.

- Тори, я думаю, нам не стоит сейчас.

- Не стоит что?

Пришлось обойти ее и загородить лестницу, иначе мое блеяние даже не достигло бы ее слуха.

- Тори, сегодня не стоит никуда идти. Мне трудно это объяснить, и я сам дурак, что не сказал раньше, дома – но нам действительно не стоит это начинать.

Скажите, я начал сюсюкать с убийцей – и будете правы. Но у меня в буквальном смысле подкашивались колени – я чувствовал ловушку каждой клеткой своего тела и по наивности полагал, что подождав до завтра, или хотя бы до утра, сведу угрозу к минимуму.

- Что значит не стоит?

От нее ласковости не осталось и следа. Она, конечно, не знала, что я читал ее переписку – но любая отвергнутая девушка не может не чувствовать злости. Даже если она приставала ко мне, следуя плану – в чем я не сомневался.

- Тори, послушай, - я схватился за перила мокрыми от пота руками. – Ты только сегодня была там. Это могло насторожить… кого угодно. Они могут следить сегодня за Эммой сильнее обычного. Это безумие – надеяться, что ворота на кухне будут закрыты неплотно! Тори, мы не должны так рисковать.. Завтра мы обратимся в полицию, скажем, что Эмму там удерживают против ее воли и против желания ее матери. Туда нагрянут с проверкой, обязательно. Мы не должны совершать преступление, вламываясь в клинику, только ради того, чтобы сделать это сегодня. Ведь завтра тоже будет день, правда?

- Ты просто боишься, - на меня повеяло холодом. – Боишься обделаться, верно?

Я ошеломленно смотрел на нее, словно баран.

- Тебе наплевать и на Эмму, и на меня. Тебя волнует кто угодно – даже этот уголовник Крамен – только не мы! Думаешь, тебя подстрелят, как свинью? Ты прав – так и будет! Пропусти.

- Тори…

Я не знал, что еще сказать. Всеми силами хотел вызвать в себе презрение, но не получалось – мне было ее жалко. Выросшая между матерью-боссом и отцом-подкаблучником, вынужденная приспосабливаться к обоим – то есть быть сильной и послушной одновременно, она не слишком-то понимала, что такого плохого делает. Ее окружали в течение всей жизни не мужчины – а лишь жалкое их подобие, которое, по ее пониманию, и пристрелить не жалко.

Она, конечно, заблуждалась. Но я ее понимал.

- Пропусти, я сказала. Времени в обрез.

Действительно – я глянул на часы – оставалось немногим более часа. Если я хочу предупредить Управление, да еще и…

На мое мужское достоинство обрушился удар, от которого я скрючился, выпустил перила и, оступившись, с размаху сел на ступени. Тори пробежала мимо меня, легко касаясь лестницы  носочками кроссовок. Через минуту хлопнула входная дверь – я по-прежнему сидел сжавшись в комок, из глаз текли слезы боли.

За что?!

Впрочем, это неправильный вопрос. Сейчас надо открыть квартиру, вымыться, заварить чаю…

Но там Дик.

Я ведь даже не написал записку, хотя собирался. Единственный шанс наконец-то поступить правильно…

Я начинал завидовать Виктории. У меня была благополучная семья, спокойное детство и учеба, никаких проблем с девушкам – до нынешнего времени – но в ней чувствовалось столько решимости и такая уверенность в собственной правоте…

Даже не так – уверенность, что она должна так поступить и никак иначе.

У меня же обычно хватало решимости только на том, чтобы кинуть очередную подружку. Все получалось само собой – я, вопреки обыкновению, не приносил домой очередного букета. Чаще всего этот проступок проходил незамеченным. Тогда я отказывался встретить ее после работы или учебы без какой-то причины. Потом говорил, что многое в наших характерах не сходится, что притирка – если таковая будет – потребуется очень серьезная. Потом перечислял пару-тройку самых серьезных ее недостатков – а я был мастер находить эти недостатки, вроде оставленных в раковине волос или  налитой на пол воды. Любимый конек – забытая в ванной прокладка: здесь я распалялся до предела, изображая праведный гнев. Девушки не выдерживали и сбегали, обычно в слезах.

Я чувствовал себя победителем  и начинал охоту за новой пассией.

Бетон застудил мне задницу – пришлось, охая, подняться и прислониться к двери собственной квартиры. Потом я открыл ее, ввалился в дом и проверил вещи, привезенные из Мелахи.

Пистолет, найденный в доме Глэдис,  пропал.

Я бросился в комнату, открыл оставленный Тори ноутбук. Несмотря на всю важность информации, она не могла взять с собой такую тяжесть, тем более избежав моих вопросов. На взлом пароля ушло менее десяти минут – этому меня научил Джош, за что ему большое спасибо. Я быстренько скопировал всю переписку с доктором Рипл на флешку и как следует спрятал на кухне, в днище кофемашины.

Я мог считать, что мы квиты.

Набросил куртку, еще раз все проверил. Набросал на листочке бумаги короткую записку, сунул в карман. По лестнице не пошел, предпочел спуститься на лифте.

Тори, само собой, спешила. Но в ночной столице у нее не было никаких шансов против такси.

Шофер встретил меня, стоило выйти из подъезда. И плевать на двойные тарифы.

Машина везла меня по ночной столице по тихим, неизвестным улочкам – я и забыл, когда последний раз просто гулял по прилежащим районам. Рабочий день отнимал все светлое время в сутках – я добирался домой на автобусе или метро, заходил в супермаркет пару раз в неделю и тут же шел домой. Не то, чтобы я был домоседом – писатель не может не испытывать тягу к природе, одиночеству, ощущению единства со вселенной – но мои маршруты пролегали в иных, более беспокойных частях города. Я искал яркие типажи – вполне возможно, когда вся эта история кончится, мне захочется чего-то более мирного. Поиск ярких типажей завел меня слишком далеко.