Страница 50 из 51
Он молчит. Здесь, в доме людей реки, он гость, пришедший без зова. Но и голос Стрелы уже стих, эхо ее слов замерло в толще стен.
Стрела ждет, и он ждет вместе с ней.
Ката, первый из видящих, смотрит на них. Его глаза прозрачны, как горная вода, и в них нет отражений. Ката поднимает руки, словно хочет заговорить, но лишь плотнее запахивает шкуру. Духи обходят его, не касаясь.
Рядом с Катой сидит женщина, она плачет. Плачет беззвучно — на руках у нее спит ребенок Стрелы.
— Пусть Рила радуется, — говорит Стрела. — Стрела уйдет, но Рила увидит лето, оно останется здесь.
Рила глотает слезы, крепче прижимает к себе ребенка. Поворачивается к первому из видящих и просит:
— Ката может помешать. Ката может остановить Стрелу.
Тот качает головой.
— Ката был бы счастлив, если бы Стрела осталась здесь. — Его движения резки, а голос дрожит. Ката похож на человека, слишком долго вдыхавшего дурманящий дым. — Но земле нужно солнце. Я помогу. Я сделаю то, о чем просят Стрела и Ачи.
Нужно благодарить, но духи обступили, держат за горло, сжимают запястья. Он онемел. Сквозь стены пещеры он видит реку и снег, видит горы и Скалы Солнца. Времени мало, а Скалы Солнца так близко.
Нужно подняться туда на рассвете. Нужно спешить. Но бег становится медленней, шаги тяжелеют. Снег расступается, тянет вниз. Дыхание клубится, превращается в лед, царапает щеки.
Нужно торопиться, чтобы встретить первые лучи на Скалах Солнца.
Но он остановился, он смотрит в небо. Там предрассветные облака, темные, готовые стать вьюгой. Они текут медленно, медленней ледяной реки, сползающей с гор. Так же медленно кружатся обывки заклятий и слов, сплетаются, хотят стать песней.
Но он не поет. Он вспоминает, как спускался по этому склону, связанный братьями, и как потом, возле ручья, его связала своим колдовством Атикиари. Тогда начиналась весна, и Атикиари была юной. В ее ладони лежала первая бусина, вырезанная из кости, а люди племени толпились вдалеке и ждали.
Теперь все они мертвы.
Он слышит зов солнца, оно скоро взойдет. Он глотает льдистый воздух, бежит вверх по склону, он должен успеть.
Его ждут. Души братьев близко, они тянутся к солнцу, качаются и звучат, как костяные флейты на ветру.
Вверх по склону, все быстрее, — наст разбивается под ногами, снежные облака клубятся следом. Еще мгновение, и он на священном перевале, возле Скал Солнца.
Старший из братьев стоит у края тропы. Его улыбка едва заметна, в его руках хвоя для утреннего огня. Старший молчит. Младшие чертят в воздухе знаки приветствия, сестра смеется.
Он смотрит на них. Они радостные, как в день самой большой жертвы.
— Я был в лесу, — говорит он, глядя на старшего. — Я видел свой сон. Я вернулся.
— Твой сон был долгим, — отвечает старший.
Сестра разжигает огонь. Оно бьется в тесной кладке камней, разгорается жарче. Горький дым заполняет горло, клубится, поднимается в небо, и рассветные лучи касаются скал.
Лишенные имени начинают петь, один за одним. Солнце поет вместе с ними, земля отзывается на песню, ветер сплетается с движением душ.
Он думает: так было всегда, с тех пор, как земля стала неизменной.
Он думает о ледяной реке о далеком краю, где он потерял жизнь и отдал солнцу имя.
Он думает о живой реке, текущей у подножия гор.
Он думает о Стреле, которая ждет его там.
Когда огонь догорает, они садятся вокруг очага. Они держатся за руки, и песня еще струится сквозь кожу, сквозь кровь.
— Расскажи свой сон, — просит старший из братьев.
— Ты узнаешь мой сон, — обещает он. — Завтра.
Ночью они спят в пещере, укрывшись шкурами, тесно прижавшись друг к другу. Здесь никогда не разжигают огня, сюда никогда не приходят люди. Даже летом холод таится в толще скал. Единственное тепло здесь — жар солнечной крови.
Он не спит. Он лежит неподвижно, слушает дыхание братьев, стук их сердец. Отголоски снов витают рядом, привычные, как запах шаманских трав и горечь дыма.
Он вслушивается в дыхание старшего из братьев. Слушает долго и знает — души старшего сейчас далеко.
Он встает, легко и неслышно, и первых вдох обжигает холодом. Тучи ушли, звезды видны в проеме пещеры, и он идет к ним.
Духи молчат, завороженные движутся следом.
Он поднимается к перевалу — десять шагов по снежной тропе. Скалы Солнца смотрят в небо, лед искрится на них. Очаг запорошен снегом, закрыт ветвями ели. Он проходит мимо, идет к краю обрыва.
Там, в пропасти, сияет темнота и поет ветер. Часть душ ускользает туда, снежинками уносится вниз. Он делает глубокий вдох, обжигает сердце, и души вновь возвращаются к нему, все до одной.
Он опускается на колени, отодвигает камень. Там, под снегом, то, без чего не бывает жертвы. Там осколок луны, нож, разрезающий колдовство и тело. Нож завернут в волчью шкуру.
Он разворачивает серый мех, поднимает осколок луны, ловит свет звезд. Говорит без слов: вот мой сон.
Его слышат лишь духи. Братья спят.
Он прячет нож под куртку, и срывается с места. Он становится ветром, криком птицы, вспышкой в небе. Он мчится все быстрее, мир проносится мимо. Он бежит вниз по склону, к излучине реки, туда, где его ждет Стрела.
Его песня течет без слов, почти без звуков. Струится в движениях – он поет, создавая путы. Скручивает сушеные жилы и искрящийся снег, силу земли и шерсть зверей. Его голосом владеет луна, в его руке трехгранный нож. Веревка, рождающаяся в руках, впитывает лунный свет, становится холодной и звенящей, как морозная полночь.
Уже много дней они в пути, торопятся к югу, прочь от Скал Солнца. Но людям нужен отдых, и каждую ночь они разбивают стоянку, собираются вокруг огня Стрелы.