Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 51

В этом сне он был с отцом. Они шагали, по колено в воде. Широкая, спокойная река была их дорогой, а вокруг расстилался мир, незнакомый и прекрасный. Пологие холмы, выгоревшее от жары небо, солнце сияющее в каждом вдохе. Отец рассказывал что-то, а Тартеш кивал и смеялся.

Проснувшись, он долго сидел в оцепенении. Смотрел, как шипит вода в водоворотах, как брызги вспыхивают в солнечных лучах. Сон медленно отступал, но мысли не прояснялись. Звуки, доносившиеся из деревни, казались далекими и тусклыми. Тартеш не знал, что делать.

К вечеру жажда начала царапать сердце и, повинуясь ей, Тартеш поднялся в деревню. Хотел сразу пойти к дому старосты, – наверняка там уже ждет подношение крови, – но смутился, представив, что появится перед людьми в грязной одежде, пропитанной запахом реки, покрытой пятнами ила. Заглянул домой и, пока умывался во дворе, пока переодевался в чистое, повторял себе: я наговариваю на них. Боюсь каждой тени, как будто я слабый. Но я сильный.

Старейшина сидел на крыльце своего дома, Джанит стоял рядом, болтал о чем-то, голос был веселым и ломким. И больше ни души – неужели Тартеш так задержался, что все уже разошлись по домам? Но нет, в темнеющем небе была видна лишь одна звезда, западный край неба тлел отблесками заката.

– Целый день тебя не было видно, сильный, – сказал старейшина, поднимаясь навстречу.

Тартеш развел руками, не зная, что ответить. Взгляд задержался на закрытых дверях дома, – зачем затворять их в такую погоду? Жажда обострила чувства, шептала: «Взгляни». И Тартеш чувствовал, почти видел, как вспыхивают и горят за стеной потоки жизни, солнечный огонь крови.Ни один, ни два человека там, – много людей.

Но другая кровь была ближе. Джанит стоял совсем рядом, протягивал руки, хранящие следы прежних укусов, и улыбался. Тартеш наклонился, готовый прокусить жилы, и замер.

Он пил эту кровь много раз, знал ее запах и вкус, ее движение под кожей. Но сейчас она казалась темной – как бывает у стариков и хворых, – и сквозь эту темноту лучился лунный свет. Тартеш поднял взгляд на Джанита, ожидая увидеть следы болезни на его лице, но тот был таким же, как всегда.

– Пей же, сильный, – сказал Джанит, улыбаясь. – Я долго ждал.

Сила трав, собранных в полнолуние, южные заклинания, мощь горных духов, – что в его крови? «Будет в вашей власти», – сказала вчера ведунья, и, быть может даже один глоток…





Тартеш разжал руки, отступил на шаг. Жажда кружила голову, внимательный взгляд старейшины прожигал насквозь, люди за стенами дома выжидали, таились.

Тартеш развернулся и бросился прочь.

 

Он брел вдоль реки, вниз по течению. Звезды гасли, солнце поднималось из-за гор, Тартеш ловил его лучи, пытаясь успокоить жажду. Горло горело, словно он наглотался раскаленного песка, боль росла, звенела, мечтала заполнить весь мир. Никогда прежде Тартеш не терпел жажду так долго. Никогда прежде он по-настоящему и не чувствовал жажды.

Впереди была чужая деревня, – уже доносились ее запахи и звуки, еще немного – и появится ограда, дома за ней. Но в той деревне Тартеша знали, ему не притвориться человеком и не потребовать крови – кто знает, сколько селений в сговоре против сильных? Быть может, безопасных мест уже нет на земле.

– Что мне делать, река? – спросил Тартеш, и едва узнал свой голос. Жажда исковеркала его, превратила в надломленный и хриплый.

Вода неслась здесь быстрее, грохотала громче. И в ее шуме Тартешу почудились слова: «Подкрадись. Зачаруй. Убей. Возьми свое, Тартеш».

Он шел вперед, сквозь жажду и утро, меняясь с каждым шагом. Кто назовет теперь Тартеша защитником, сильным, тем, кому подносят кровь в дар? Отныне он беглец, бродяга на горных тропах.

Восходящее солнце и призывный голос реки – все, что у него осталось.