Страница 11 из 51
Хотел бы я знать, для кого пишу эти строки. Для себя, для своих обращенных, для друзей? Не для людей, это точно. Но рука сама тянется к перу и бумаге, и не все ли равно почему?
Я снова здесь, на берегу великой реки. Но где белые стены и корабли со всех концов земли? Все это осталось в прошлом, в глубине времен. Жаркий ветер пустыни, грязные улицы, запустение и нищета – вот какова теперь Александрия.
Здесь я впервые обрел собственные владения, охотничьи угодья. Теперь это принято называть "территорией". Раньше говорили "земля" или "город". Но смысл не изменился.
В ту пору я лишь недавно стал сам себе хозяином и пытался в одиночку выжить в городе, раздираемом враждой. Египтяне ненавидели греков, а греки – египтян, и потому власти поощряли евреев приезжать в Александрию, надеясь, что новая волна переселенцев погасит смуту. И вскоре вырос новый квартал – еврейский.
Тогда я и встретил хозяина Иудеи.
Я был никем – одинокий вампир, охотящийся, где придется. Людские распри меня не интересовали, а себе подобных я старался избегать.
Чужаков я почувствовал издалека и хотел уйти с дороги, но не сумел. Солнце пылало над головой, и лучи его проникали в самое сердце. Рыночная площадь гудела, шумела и двигалась. Я не был голоден, но все же голова кружилась от запаха крови людей и животных.
И потому я ошибся, не оценил расстояние, а потом эти трое появились передо мной, и уходить уже было поздно.
Девушка и двое мужчин рядом с ней. Один выглядел совсем юным, хотя сила его говорила, что это не так. "Ему тысяча лет", – так я подумал, а потом заглянул в глаза, темные, с искрой насмешки, и понял, что ошибся. Он был старше, гораздо старше.
Второму было не больше ста лет, тут я не мог ошибиться. Обратили его уже взрослым и, должно быть, прежде он был воином, – все говорило об этом: его осанка, оружие и взгляд. Он был гладко выбрит по греческой моде, но одет по-еврейски.
Девушка, на вид хрупкая и тонкая, смотрела спокойно, оценивала, и от этого взгляда мне стало не по себе. Свободная уже и сильная, хоть и слабее того, первого.
Мне ничего не оставалось, я подошел к ним и сказал:
– Я Амоннахт и живу в египетском квартале.
– Египтянин? – спросил тот, что выглядел обманчиво юным, и широко улыбнулся. Клыки на миг блеснули на солнце. – Я Лабарту, хозяин Иудеи.
Я слышал о нем. Говорили, что он может сковать чарами не только людей, но и пьющих кровь. Я знал, что надо быть осторожным.
– Это дети моего сердца, – продолжал Лабарту. – Шай и Шимон.
Да, я хотел говорить осторожно, но в ту пору слова у меня часто вылетали быстрее мыслей, а привычку насмешничать я не изжил до сих пор.
– Ты по именам их подбирал? – спросил я. – Чтобы хорошо звучали вместе?
Но Лабарту не рассердился. Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Нет, не подбирал, судьба вела меня. – Говорил он легко, словно давно знал меня. – Думаю, мы поладим. Скажи, кто хозяин Александрии?
– Здесь нет хозяина, – ответил я. – Каждый охотится в своем квартале и старается не заходить к другим.
Лабарту нахмурился, переглянулся со своими обращенными, сказал им что-то на еврейском языке.
– Охотятся там, где живут? – спросил Шимон. В его взгляде мне почудилось презрение. Девушка, Шай, ничего не сказала, лишь удивленно подняла брови.
– Безумная страна Египет, – проговорил Лабарту и покачал головой.
– Такие порядки в этом городе, – согласился я. – Но, сказать по правде, я им не следую. Слишком опасно.
Мгновение он смотрел на меня, и я не мог прочесть его взгляд.
– Нам нужно проговорить, – сказал он наконец.
Лабарту привел меня в дом обычный для еврейского квартала – двухэтажный, с плоской крышей. Внутри было прохладно и чувствовалось, что хозяева еще не успели по-настоящему тут обосноваться. Дом казался пустым, и наши голоса отдавались гулким эхом.
Мы сели, и Шай поставила кувшин на стол. Я ждал, что скажет хозяин Иудеи. Но тот не торопился: разлил вино по чашам, произнес приличествующие случаю слова. Вино было густое, чуть терпкое на вкус, не разведенное водой. Но вампиру не так-то легко опьянеть, и потому я мог наслаждаться напитком, не думая о последствиях.
Я смотрел на Шимона. Тот осушил чашу одним глотком, жадно, и в глазах у него был блеск сдерживаемой жажды.
– Долго еще? – спросил он, повернувшись к Лабарту.
– Нет, – ответил тот и взглянул на меня. – Скажи, много ли таких как мы в Александрии?
Я закрыл глаза и вспомнил всех, по именам и кварталам.
– Было восемь. Но о двоих я давно ничего не слышал.
– И ты не боишься? – продолжал Лабарту. – Не боишься нарушать правила города, в котором живешь?
– Если бы все восемь объединились, стоило бы бояться, – согласился я. – Даже если бы объединились трое. Но каждый сам по себе. И я обхожу их стороной.
Лабарту кивнул и вновь повернулся к своему обращенному.
– Скажи мне, Шимон... Если бы ты стал искать жертву в этом городе, куда бы ты пошел?
– В гавань, – не задумываясь, ответил Шимон. – Там много людей, но есть, где укрыться. Если бы я искал жертву, я отправился бы туда прямо сейчас, пока светит солнце и народ толпится на пристани, и без труда вернулся бы до заката.
Лабарту улыбался, слушая ответ. Разговор был похож на привычную игру в вопросы и ответы.
– Хорошо, Шимон, – сказал Лабарту. – Иди.
Шимон встал, поклонился и вышел. Не медлил ни секунды. Я мог понять его – жажда не станет ждать.