Страница 447 из 470
Отец спускался вниз. Его голос пробивался как сквозь толщу воды, от шагов сотрясался каменный пол под ногами.
- Чего бы ты ни хотел добиться этим посещением, советую забыть об этом. Раз и навсегда.
Угроза? Бэзил не знал. Зато знал, что Данеон не мог повеситься сам, а значит, ему помогли, и он смотрит в дрожащие, мутные лица людей, чьи руки сделали это, чьи глаза видят его насквозь.
Данеон болтался в петле, но ответ на свой вопрос Бэзил получил.
~*~*~*~
III.
03/11/665
У осужденного не было языка, чтобы произнести последнее слово, зато он мог кричать. И кричал, пронзительно, находя где-то новые силы, после того, как, казалось, уже сорвал глотку. Ветер разносил его вопли по всему амфитеатру, благо это почтенное сооружение, где во времена древности проходили не только казни с жертвоприношениями, но и спектакли, обладало потрясающей акустикой.
Крики пробивались даже сквозь кусочки воска в ушах Филипа, покалывая барабанные перепонки. Краткий перерыв наступил, когда палач с помощниками подвесили немого в петле. Однако несчастному предстояло не просто быть удушенным, а перенести тройную смерть, - а потому веревку перерезали, вежливо подождав, пока он отдышится, прежде чем приступить к таким развлечениям, как кастрация и вытягивание кишок.
В данный момент немой наблюдал - увы, отнюдь не молча - как пылают, скукоживаясь и треща, подобно колбаскам, на жаровне его мужские органы, и упорно не желал истечь уже кровью и заткнуться, что было бы, безусловно, приятнее и ему самому, и Филипу с семейством. Живуч, гад!
Разве мало эти людоеды, и немой Мартин в частности, принесли вреда всем, а в особенности - Филипу? Но нет, даже в смерти подопечные Данеона продолжали портить ему жизнь: как будто недоставало кошмаров, оставленных в наследство!
С тех пор, как Филип выбрался из адского подвала, без дурных снов проходила лишь редкая ночь, но последний въелся под кожу особенно глубоко. Часто Филип видел себя беспомощным, связанным; заколоченным в гробу; на блюде с яблоком во рту, словно у молочного поросенка. Но на сей раз он сам восседал за столом, в одной руке - нож, в другой - двузубец вилки. Перед ним стояла Эллис. Ее платье было распорото на груди, в прореху виднелись края длинной рваной раны, но Эллис улыбалась так же светло и безмятежно, как всегда, протягивая Филипу свое сердце. Оно еще билось, и Филип так и сожрал его, сырым, трепещущим, брызжущим кровью, которая липла к рукам и стекала по подбородку. Во сне он ел с большим аппетитом, даже наслаждением, и сейчас, сидя на каменной скамье в ложе, где когда-то восседали принцы Сюляпарре, все еще ощущал во рту солоноватый привкус крови.
Филип посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что кто-то мог прочесть его мысли, увидеть то, что видел он мысленным взором. Дениза, расположившаяся по левую руку, бледная, но сохраняющая самообладание, ответила на его взгляд стоической улыбкой. Жаль, что не удалось избавить ее от этого испытания: для дамы, обладающей тем характером, каким могла похвастаться его супруга, она на редкость мало увлекалась кровавыми зрелищами. Но отец выразился однозначно: их семья сегодня должна продемонстрировать жителям столицы единство и сплоченность.
Появился здесь даже Бэзил; сказать, что Филип удивился его появлению, значило бы сильно приуменьшить. На его вопрос братец ответил лишь, что ему был отдан строгий приказ. Вот только с каких пор он стал таким послушным?
Бэзил мог упасть в обморок даже при виде пореза на пальце - вряд ли это то, что стоит видеть их подданным. Филип посоветовал ему смотреть куда-нибудь в небо, а в уши вставить такие же затычки, как у него.
Братец пожал плечами.
- Если я упаду в обморок, так отцу и надо.
- На твоем месте, я постарался бы этого избежать. Люди примут это за доказательство твоей слабости, а здесь их собралось немало.
Действительно, амфитеатр, способный вместить пару десятков тысяч человек, был переполнен.
- Почему меня должно заботить мнение дураков?
- Потому что мир состоит в основном из них, брат.
Последнее слово тогда осталось за Бэзилом:
- Оставляю вам с отцом плясать под их дудку, брат.
Филип взглянул на братца: тот откинулся назад, словно бы в полуобмороке, длинные волосы упали на лицо, обретавшее нежно-зеленый оттенок, как раз в тон к лимонно-желтому бархату дублета - Бэзил всегда был эстетом. Что ж, сам напросился.
По краю арены растянулся почетный караул, частично состоявший из Ищеек. Такая служба - честь для них, и в то же время, под накрапывавшим мелким дождиком, сомнительное, должно быть, удовольствие. Перед тем, как преступника, привязанного веревками к лошадям, эффектно приволокли на сцену на спине, отряд Красных Псов выслушал хвалебное слово самого Губернатора, превозносившего их за разоблачение шайки людоедов и ее уничтожение. Как это, должно быть, взбесило Грасса, который проделал эти подвиги почти без помощи своих соратников, получавших теперь равную с ним награду!