Страница 444 из 470
Когда он вышел из своих покоев, от коридорной стены отделилась серая тень, низенькая фигурка в платье и накидке мышиного цвета, печальных и унылых, как она сама.
- Брат, могу я поговорить с вами?
Нельзя сказать, чтобы Бэзил хорошо знал сестру. Анейра держала ее под строгим присмотром, как дракон, стерегущий принцессу в башне. Нет, не дракон - ледяная ящерица. Понимая, что мачехе не понравится, коли его тлетворное воздействие коснется её дитяти, Бэзил и сам нисколько не стремился к обществу малявки. О чем им было говорить друг с другом?..
Пока сестра была в отъезде, он редко вспоминал о ней, а когда это все же происходило, придумывал циничные объяснения их с ее матерью затянувшемуся путешествию - объяснения, в которые сам же по-настоящему не верил.
Сейчас он ощутил укор совести за недостойные мысли - весьма непривычное чувство! Сестра выглядела ужасно. Серое лицо, опухшие глаза - она лишилась даже той примитивной крестьянской миловидности, что отличала ее раньше. Должно быть, Офелия и впрямь серьезно болела. Он всегда находил ее толстоватой, но сейчас бедняжка расплылась еще больше - нездоровая рыхлая полнота, коснувшаяся шеи и щек.
- Разумеется, - любезно ответил он, хотя сейчас ему было совсем не до болтовни с малявкой. - Как твое здоровье, сестра? Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.
- Они сказали вам, почему меня так долго не было в городе? Я имею в виду, правду? -
Что-то еще изменилось в ней - взгляд. Прежде спокойный, как у дойной коровы, если такое сравнение применимо к незамужней особе благородного рода, сейчас он горел лихорадочным огнем, и Бэзил словно разглядел в нем отражение собственной тревоги.
- Я слышал, что вы с матерью отправились в паломничество, а вдали от дома ты заболела... - Подозрения снова оживали в нем, но на сей раз совсем не казались забавными.
- Я болела, потом. Но они отправили меня подальше отсюда, потому что не хотели, чтобы люди узнали, что у меня должен родиться ребенок. У меня есть малыш, братец, маленький мальчик, - Тень улыбки скользнула по бледным губам.
Никакие догадки не подготовили его к словам, которые сестра так уверенно бросила ему в лицо. Он опасливо покрутил головой - даже у стен есть уши! Повторил, как попугай:
- Ребенок?..
Они все тут с ума посходили, что ли?
Ублюдки многих важных дам росли по окрестным деревням, как сорная трава, ненужное напоминание о маленьких грешках, чьи последствия пусть и падают на головы грядущих поколений, как вещала Священная Книга, но обычно обходят стороной главных грешников. Такими штучками не удивишь человека, знающего свет. Но Офелия... Она сама еще дитя, по крайней мере, так ему казалось.
А сестра все говорила, захлебываясь, словно ей не терпелось поделиться своим позором со всем миром, и даже не трудилась понизить голос. Пришлось взять ее за руку и втянуть в приемную, из которой только что вышел.
- Я убежала с молодым человеком! Матушка говорит, что я опозорила себя, и всю нашу семью, но они сами виноваты!.. Мы собирались пожениться, а они нам не дали, просто потому, что у его семьи нет денег.
- Самая весомая причина, чтобы не вступать в брак, дорогая сестрица, - ответил Бэзил механически. Мысли кружились в голове, как перепуганные канарейки в клетке.
- Он самый храбрый, самый благородный, и он спас мне жизнь, и Филипу тоже. Его отец не дворянин, зато мать - дворянка, из Древних. Матушка сказала, ни один порядочный человек на мне теперь не женится, но мне все равно не дают выйти за Ке... за него, а я и не пойду ни за кого другого. Но все равно, не важно, пусть только отдадут мне моего ребенка!
- Тише, тише, - он приложил палец к губам. - Даже здесь нас могут подслушать.
- Мне все равно, - повторила Офелия, с тем ребяческим упрямством, что ей всегда было присуще. - Они сказали, что я не должна никому рассказывать, иначе им придется убить Ке... его. Но откуда я знаю, может, они уже его убили. Они тут все лжецы, все, все, даже Филип! Вы ведь меня им не выдадите, правда?
Стоило бы позлорадствовать - дочь белобрысой ведьмы доказала, что яблоко от яблони недалеко падает. Он мог только представить, какую рожу скорчил отец, как бесилась Анейра, когда Офелия преподнесла им такой сюрприз. Но круглые серые глаза смотрели на него с отчаянной надеждой, и на это ему не хватило бессердечия.
- Разумеется, нет.
- Я просила их, столько раз, но меня никто и слушать не хочет. Они только врут. Говорят, что Ке... он не желает меня видеть и давно женился, даже врут, будто мой малыш умер, но я знаю - это неправда! Сперва они сказали, что он родился мертвым, но я-то слышала, как он кричал, хотя и лежала почти без сознания, и тогда они сказали, будто он умер после, но это тоже вранье! Ведь очень дурно так врать, правда? Дурно даже соврать, если съел лишний кусок торта, или что-то такое, хотя вреда от этого мало, а так обманывать - грех, большой грех! И мать всегда знает, жив ли ее ребенок, правда? Вы ведь мне верите?
От ее слов веяло холодом, жившим в этих стенах, леденившим душу, а не тело. Родилось неудобное дитя живым или сестра слегка тронулась от горя? В последнее поверить было менее страшно, но он слишком хорошо знал их, свое семейство.