Личинный мир

А там -- чужие мамы, нежно прижимающие детей. Уставшие, иногда злые, но с ними, с родными. Ночами Алина тихонько плакала в подушку, не желая уснуть, чувствовала себя опустошенной и одинокой. Ночью ярче чувствовалась дочь -- крохотная, испуганная, совсем одна, в трубках и капеницах, привязанныя к детской кроватке. Так говорили те, у кого детки уже вернулись из реанимации. Алина не видела, но в темноте воображение разгуливалось и особенно красочно рисовало иголки в венах, которые можно было прочувствовать без помощи пальцев. Ее крошечке больно. И страшно. Она же там совсем одна! Мамочку высматривает. А мамы нет! Что она думает в этот момент? Что мама бросила? Ушла? Как потом убедить ее в обратном?

***

Девочку перевели в отделение спустя пять дней -- очень уж она хотела выздороветь и постоянно просилась к маме. И врачи пожалели их обеих. И ту, что лечилась, мучаясь от капельниц, и ту, что все время ютилась на скамейке у входа, по-щенячьи заглядывая в глаза персоналу.

Еще десять дней они не выпускали друг друга из рук, настрадавшись и не в силах поверить в воссоединение. А потом отправились домой. Ненадолго.

***

Их теперь окончательно стало две. Одна Алина правила в присутсвии кого-то. Она вступала в тело ровно и уверенно, старательно изображая заботливую мать, любящую жену и отзывчивую соседку. Она много и вкусно готовила, следила за порядком и любила детей. Она не вызывала подозрений, во всем оставаясь примерной, а иногда -- почти образцом для подражания. Ей нравилось быть такой. Она всегда хотела стать именно такой.

Другая же вскидавалась ото сна, когда оставалась в одиночестве. Ребенок еще говорил мало и чужая Алина могла спокойно его не замечать. Она становилась отрешенной, молчаливой и тогда Надюшка старалась вести себя тихо и смирно, не провоцируя незнакомую тетю, так похожую на маму. Ее выводил из себя шум и плач. Тогда вспыхивали приступы неконтролируемой ярости, в ход шли тарелки, карнизы и одежда. Мужу она умело врала, что обронила посуду, спешила за дочкой и ненароком зацепила штору, сорвав ее, а одежду порвала, забавляясь с малышкой. Мало ли как можно успокоить ребенка. Глеб верил. Всегда. А приступы были редки.

***

Она больше не могла молчать. Плакала потому, что жгло попу от переполненного подгузника и яблочная шкурка зацепилась за зубик. Пальчиками не ухватиться. Мама чужая, но вдруг вернется та, другая. Своя. От которой пахнет молочком и счастьем.

***

Крик шел отсюда. Надутый шарик кто-то проткнул и он так противно, визгливо выпускал воздух. Алина сжала рукоятку. Только одно резкое движение и звук прекратится. Станет наконец тихо и спокойно. И больше никогда не завоет под окнами сирена, никогда не будет чихать мотор на старой соседской машине. Этот шар как-то связан с ними со всеми. Такое себе сплетение звуков. Нужно ударить сюда. Потом сюда, и сюда. И еще сюда. Ровные короткие движения, похожие на вспышки. Четко и быстро.

Наконец-то.

Кто размазал по стене краски? Ровные линии, мягкие разводы. На ощупь похожи на бечевку. Если скрутить -- толщина каната, переполовинить -- толщина веревки на которой повесился отец. И здесь не отпускает.

***

Предчувствуя дурное, Глеб отпросился с работы. Он бежал домой, как никогда, а дурное чувство внутри росло, пускало щупальца по нервам, подбиралось к мозгу. Ему не успеть! Он опоздал! Куда?

На лестнице послышался короткий вскрик. Детский? Женский? Не понять? Почему так уверен, что из его квартиры. И соседка выглянула. А дверь не отпирается! Не успеть. Не успеть. Не успеть!

Рванул в комнату. Алина с ножам, Надюшка... В крови вся. Опоздал! Ударил жену, но она вдруг увернулась, подсадила под ребра нож. Оплошал. Пропустил. Стал оседать на пол. Глаза у нее теперь совсем безумные.

-- Знаешь, сколько мне нудно тебе рассказать? - чужим голосом спросила незнакомая, совсем чужая Алина. 

Перед тем, как утонуть в черноте, он увидел как она размазала по стене кровь их дочери.

Надежда Николаевна пробралась в квартиру соседей, обмерла от увиденного. Алина переступила через мужа и снова подошла к стене, продолжив разрисовываать ее окровавленными пальцами. Нож она положила рядом с мужем. Тот дышал и женщина проворно схватила орудие, инстинктивно стараясь не привлекать внимания. Глотнула слезы, глянув на малышку, прижала ладорь к губам, чтобы промолчать. Но вдруг заметила -- девочка дышит! 

В скорую позвонить! Срочно! Сделал шаг назад. Алина вдруг обернулась. На короткий момент глаза ее прояснились.

-- Надежда Николаевна? Вы здесь? Я не слышала...