Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 30

Она смотрела на мир глазами, которые бывают только у зверей, выращенных в неволе. Взгляд затравленный и уставший, тонкие ресницы попеременно взлетали и сразу опускались вниз, словно девушка боялась встретиться с кем-то глазами. Она старалась смотреть в окно, но все равно отвлекалась, невольно сжимаясь под посторонними, пусть и мимолетными взглядами. Автобус подпрыгивал на ухабах, вяло тащился вперед. Пассажиры покачивались в такт тряской дороге.

Алина обреченно вздыхала: ехать на низко оплачиваемую работу по протекции матери совсем не хотелось. Опять сидеть и перебирать бумаги, чувствовать себя обязанной и матери и работодателям. Опять бесконечно выслушивать дома о том, что не оправдала надежд и осталась неблагодарной, ждать упреков за пользоаание воздухом и водой, жалобы, что посмела родиться. Она с грустью вздыхала, некстати вспоминая, как родители запретили ей устраиваться швеей, потому что до работы нужно добираться с двумя пересадками, а денег только и хватало бы на проезд (им еще корми ее). Потом -- на кирпичный завод, и уборщицей в одну из парикмахерских. Она могла бы попробовать начать все в одиночку, но для этого нужно было покинуть дом. А куда податься, если в кошельке только пять рублей на дорогу тула и обратно, и судочек с едой (только так, как разрешили)? 

И она смирилась. В очередной раз приняла чужие условия игры. Теперь цель была только одна окрутить мужчину, хоть какого-нибудь, и под благовидным предлогом замужества сбежать прочь. Алине все казалось, что если рядом окажется кто-нибудь сильнее нее, то решиться на ответственный шаг будет проще. Она настолько привыкла, что все решается за нее, что просто не могла представить, что когда-нибудь начнет руководить своей судьбой самостоятельно.

Глеб подходил идеально, а его молодость можно было даже записать в плюс -- легче вертеть. Но покорный с виду мальчик дрессировке поддавался плохо, проявив неожиданно мужские качества. Он не отнекивался от любви и обещаний, но взять на себя обязанности супруга не спешил, подводя все под учебу, до конца которой оставалось чуть более полугода.

Алина терпела, молчала, но периодически изводила его жалобами. В основном они совпадали с моментами, когда отцу взбрелало в голову напиться, а матери -- задержаться у своих родителей. Тогда холодильник пустовал, голодная Алина возвращалась домой поздно, а приготовить что-то съестное было непросто, -- пьяно нудил отец и бабушка постоянно поучала, что у хорошей хозяйки не может быть больше двух грязных тарелок на столе. Алина со злостью жарила несколько яиц и картошинку, перекладывала все на тарелку и спешила в свою комнату. Там можно было выделить полчаса на еду и возвращаться, чтобы готовить на семью. От этих обязанностей никто не избавлял, -- старенькая бабушка стряпала из рук вон плохо, а теперь, подолгу оставаясь в одиночестве, стала еще слабеть умом.

Матери практически не было дома. Она устроилась на склад угля, совмещала несколько должностей и отстраивала родительский дом, который достался ей после смерти Алининого деда. Теперь женщина досматривала там мать и об Алине вспоминала только тогда, когда приезжала по-привычке в дом мужа. Увлечение дочери Глебом, моложе ее на два года, она считала глупостью и дурной партией, поэтому при каждом удобном случае старалась кольнуть ее несогласием. "Нужно искать выгодного мужа, а любовь -- то такое, проходящее", -- неустанно повторяла она.





Девушка устала, от всего, и то, что родители Глеба принимали ее, как родную, больше не вдохновляло. Ее минималки катастрофически не хватало на то, чтобы достойно принимать жениха дома, даже на банальные бутерброды не было денег. Благо, дом был свой, с наделом земли, поэтому на жареную картошку с солеными помидорками-огурцами да на легенький супчик и постный борщик можно было набрать, но Алина все равно чувствовала себя голытьбой. Когда она поступила в колледж, коз родители убрали и остались только куры, за которыми в ее отсутствие тоже не хотели смотреть, а бабушка уже не могла уделять и этому занятию должного внимания. Поэтому и обходились овощами.

Но Глеб, ничуть не стесняясь, привозил с собой передачки от родителей, обставляя стол чуть разнообразнее, и заботливо следил, чтобы девушка не голодала, заворачивая остатки ей на работу.

Он не всегда знал, что после его отъезда, пьяный отец съедал все это, если Алина прятала снедь недостаточно тщательно, и изводил дочку морально, понося гнустными словами и буквально задавливая за то, что в его доме дочка пользуется хоть чем-то (воздух тоже в счет). Издерганная Алина не высыпалась, несколько раз в неделю ночуя под кроватью, крепко сжимая полукилограмммовую гантель, потом сгоняла раздражение на молодом парне. В какой-то момент отец ее все-таки довел и девушка пригрозила, что сделает себе гадость, чтобы все это прекратилось.

Глеб устроил своим родителям серьезный разговор. Когда доводы перестали убеждать, пригрозил уходом из дома и они сдались. Вечером парень приехал к любимой, поговорил с будущим тестем и тещей, встретил равнодушные ухмылки и даже некоторое облегчение от того, что он лишит их "тяжкого груза". Бабушке ребята сказали, что хотят пожить вместе, проверить чувства, но об истинных причинах она догадывалась и сама.

Бабушка отдала свои небольшие сбережения, сгрузила пяток кур, видавшее виды постельное и подушки, -- так принято было собирать приданное внучке в ее далекой юности, -- и отпустила Алину с миром. Внучка часто звонила, но родители не всегда давали поговорить с ней, а со временем и сама девушка стала отстраняться, сведя общение с родней к минимуму, -- малейший звонок близких вызывал приступ паники и агрессии. Родственники давили на нее отсутствием официального брака и жилья, тем, что Глеб не называет их мамой и папой, хотя его родителей Алина называла так с первого дня.