Страница 10 из 66
Итхае звучно потянул носом и смачно сплюнул наружу, на мост в императорский замок. Ошта сидел молча, глядя в подломившийся столб.
- Ладно, - вздохнул караульный, - плюнул и забыл. Служить так и так надо. Ты зачем пришёл-то? Неужели без дела? Да ещё ночью.
- Да есть одно дело, - медленно сказал Ошта. Задумчиво воткнул нож в скамью, покачал, выдернул. - Ты не слышал слово такое: "кхади"?
Итхае хакнул.
- Слышал, как же. А ты о них с какого боку?
- Да ни с какого пока. Так, любопытствую. Это что, при ком-то из старичков вроде Безухого молодая поросль пробивается?
- Не-э, - протянул Итхае, - эта поросль наособицу растёт. У них и голове порогов двадцать семь - двадцать восемь. Девчонка, по слухам, что твоя былинка, но ведьма. Потому и голова, и потому они себя ведьмиными и называют.
- А, так это шпана, крысята, - сказал Ошта, чувствуя, как глыба моральной дилеммы тает в пар и опять становится легко. Не подводники - дети, шпана. И значит, не преступление против Империи, а угодная Вечным забота о слабых. И ясно почему она передала, что мол, подождать проще, пока Нактирр сам помрёт. Если ей едва четырнадцать, то уж верно резонней ждать.
- Вот и мы сперва думали - шпана. А только всех остальных крысят эти уже перегрызли - за порог или два. А про Кхад чем дальше, тем страшней истории рассказывают. Брехня, конечно, почитай всё, а только всё равно выходит та ещё тварюка.
- Как же - выходит, если брехня всё? - усмехнулся успокоенный Ошта.
- Всё, да не всё, - возразил Итхае. - Туноша помнишь? Туноша Немого, здоровый такой мужик, разговорчивый, что полено.
- Тот, что в Верхних казармах стену на спор кулаком проломил?
- Его да ещё троих ребят с ночного обхода как-то принесли холодными. В Серпном нашли, недалеко от Старой Храмовой.
- Ну?
- Подковы гну. У меня тесть в Серпном живёт. Так он мне тишком сказал, что видел он, как ребят порезали. Один малёк порезал, порогов двадцати, насвистывая. Потом из-за угла ещё трое детей вышли, да самая дохлая девчонка и сказала, что принят, мол. Такие вот крысята-шпана.
- И чем занимаются? - как-то безразлично спросил Ошта.
- Да всем по чуть, как обычно. Пылью[9] торгуют, шёлком, людьми, кражи тоже. Заказы, вроде, берут. Осторожничают пока, видно, и сами не прочь, чтоб их пока шпаной считали.
- Дети, - пожал плечами Ошта, думая о том, что мальчишка был прав. Других таких учеников ему не найти. Хал, до чего любопытная работёнка намечается!
- Дети-то, оно да, - раздумчиво сказал Итхае. - Да только человечий ребёнок - это такой зверёныш, из которого любая тварь вырасти может. Не только что человек.
- Да, - отсутствующе кивнул Ошта. Улыбнулся и протянул руку. - Спасибо, я пойду уже.
Хриссэ
2271 год, 21 день 3 луны Ппд
Лисья нора, Эрлони
- Отвяжись! Сгинь, хал тиргэ! - невнятно донеслось из-под одеяла. Хриссэ усмехнулся и сдёрнул шерстяную клетчатую ткань. Вчерашнее приобретение недовольно зажмурилось, ещё раз выругалось сквозь зубы и беззлобно отбрыкнулось от Хриссэ.
- Вставай давай, - рассмеялся тот, как раз когда уже не спящий илирец убрал чёрные волосы с открывшихся глаз.
- Сейчас позавтракаем, и начнётся самое интересное, - заявил Хриссэ, закутываясь в одеяло, как в мантию, и отворачиваясь к окну.
- Да пошёл ты! - илирец проснулся окончательно и теперь его голос перехватывало от злости, презрения и ещё чего-то от чего должно перехватывать голос у илирского дворянина небольших лет, но большого гонора, проданного в рабство в чужой стране, да ещё такому гаду, как нечесаный этот...
Что Хриссэ всегда нравилось в илирцах, так это именно обыкновение принимать за смертельное оскорбление и унижение простую затрещину. Впрочем, большинство из них предпочли бы терпеть затрещины, чем сарказм, так что Хриссэ с огромным удовольствием пренебрегал первыми в пользу второго. Он отчётливо вообразил, как лицо его "приобретения" каменеет в должном возмущении, и ухмыльнулся снова. Когда обернулся, илирец сидел на пятках на кровати, настороженный, как арбалет в траве. Даром, что ещё и тридцати порогов нет мальчишке (или пятнадцати лет, как выражаются в Илире), и комплекцией не лучше Хриссэ - всё равно впечатляет.
- Ты сколько в рабах ходишь? - спросил Хриссэ. Без издёвки, без сочувствия, без презрения, с толикой любопытства разве. Как равный спрашивает равного о пустяке. Интонация вышла настолько - вдруг - искренней, что илирец ответил. Не иначе как от неожиданности.
- Полгода.
- Тогда ясно.
- Чего тебе ясно? - ощерился илирец.
- Почему с тебя гонор ещё не слез, - объяснил Хриссэ. Просто объяснил, без вызова или угрозы. Просто. Илирец на всякий случай несуществующий вызов принял.
- Хоть двадцать лет старайся, - исподлобья и пафосно начал он, сразу как-то показавшись младше, - ты меня не сломаешь!