Страница 80 из 82
— Слушай, вы хоть раз можете без моего участия обойтись? У них свой пулеметчик есть — пусть он и едет.
— Их пулеметчик себя плохо чувствует. Шеф сказал, что за него поедешь ты. Вопросы?
— Нет, — сквозь зубы ответил Сергей.
«Он плохо себя чувствует. А я? Я себя, наверное, хорошо чувствую?! Там баба на сносях одна, а я себя должен хорошо чувствовать?»
Слава богу, что капрал не понимал по-русски.
— Винтовку брать? — влезая в «защиту», раздраженно спросил Сергей.
— Не надо. Возьми у больного автомат.
— О-о, ты куда намылился? — ввалившийся Саша удивленно смотрел на застегивающего каску Сергея.
— В музей... на экскурсию...
— Нужное дело, пока там все не порастащили.
— Да ладно, едем голые стены охранять — все ценное-то наверняка уже давно уперли.
— Великая сила — искусство, вот людей к нему и тянет.
— Ага, к искусству, а, особенно, к антиквариату! Ладно, искусствовед, я пошел. До завтра!
— Неси службу бодро, — на дорогу напутствовал Александр.
— Ты куда столько жратвы набрал? — обратился Сергей к водителю, сметая к сиденья и распихивая ногами коробки с сухпайками и банки с напитками. — Ноги поставить некуда.
Венгр расплылся в улыбке и, прищурившись, хитро подмигнул:
— Это бизнес!
Бизнес! Отрезанный от внешнего мира город задыхался. Катастрофически не хватало медикаментов, продовольствия и средств первой необходимости. Процветала спекуляция. За баснословные деньги можно было найти если не все, то многое. Немецкая марка стала национальной валютой.
— В общем, кому война, а кому — мать родна! Бизнес у него! Тоже мне, бизнесмен, твою мать!
42
В глубине одной из комнат поверх битого кирпича, обломков мебели и разного хлама, слившись воедино со своей винтовкой, лежал снайпер. Среди кусков картона и одеяла неопределенного цвета он растворялся на фоне общего погрома, являясь одновременно предметом и результатом разрушения.
Звали его Михаилом, Мишей. Сербы звали Михай, ударяя на «а». Родом Миша был из средней полосы, оттуда, где Москва уже закончилась, а Урал еще не начался.
Нормальный парень с нормальным пионерским детством, наполненным школьными кружками, линейками с флагами и барабанами, пионерскими лагерями с песнями у костра, потасовками за школой, с курением в подворотне и дешевым портвейном под блатные песни.
Восемь классов, техникум. Там крепкий пацан попался на глаза тренеру по вольной борьбе и с его легкой руки большую часть учебного времени провел на ковре.
Призыв в армию — Советская Прибалтика. Учебка ВДВ, Афган... Полтора года в разведроте, полтора года маршей по горным хребтам с пеной у рта. Полтора года засад, боев, потерь... Полтора года ожидания, когда все это закончится.
Закончилось. Бог миловал, отделался гепатитом, вернулся домой цел и невредим к постаревшим на десять лет родителям.
Радость встреч. Пьянки-гулянки, девчонки. Потом будни... Одиночество и пустота...
Нет, он не был один, вокруг были родные, близкие, друзья-товарищи, подруги и сосущее чувство одиночества.
После афганского неба потолок «хрущевки» давил на мозги, и в двух комнатах он задыхался как в тесном костюме. По ночам он опять находил своих друзей, чужих, которые стали роднее родных. Некоторых он опять терял, находил и заново терял... Утром хотелось водки, а не продавали — шла битва с алкоголизмом.
Горная гряда разделяла не только две страны, она разделяла два мира, две вселенные. И вернувшиеся из зазеркалья чувствовали себя инопланетянами, чужими, не понимая окружающих и оставались непонятыми.
В одно утро Михаил увидел свое отражение в зеркале — на него смотрела чужая небритая харя с потухшими глазами...
Потом был военкомат. Школа «Абвера» (школа прапорщиков ВДВ). Возвращение в родной полк. Волнение и радость встречи «своих», тех, с кем говоришь на одном языке, с кем живешь одной жизнью. Боевые... Работа.
А потом началось Время Великих перемен. Вывод. Возвращение в город, покинутый полком девять лет назад. Возвращение в другую страну как путешествие во времени. Развал. Неустройство. Увольнение. Какие-то движения по зарабатыванию денег. Бессмыслица.
Началась война в Югославии, и сразу все обрело свои формы. Появились и цель, и смысл. Идея! Появилась идея и сознание собственной необходимости. Здесь он был нужен. Здесь его встретили как родного.
Здесь Миша чувствовал себя на своем месте. Ратное дело знал и охотно учил ему сербских парней. Убежденный в правоте своего дела, он не оставлял места для сомнений. Прикладывание к оптике, ставшей родной винтовке Драгунова, задержка дыхания, легкий нажим на спусковой крючок...
Кто-то падал и больше не шевелился, кто-то, крича, извивался на земле, и тогда Михай за первой пулей посылал вдогонку вторую. Но это редко — обычно одной хватало...
Вот и сегодня он устроился поудобнее по темноте, чтобы не мельтешить при дневном свете в пустых глазницах окон, подставляясь под пули может быть таких же, как он, прошедших Афганистан. Таких специалистов хватало у всех.
Рассвело, но солнце не могло (а, может, не хотело, в наказание всем) пробиться через серость, окутавшую несчастный город с его несчастными обитателями. Эта серость усиливала ощущение холода. После нескольких часов лежания Михаила стало пробирать. Плавно скользя оптическим взглядом по домам, окнам, улицам, он время от времени задерживался на мгновение, чтобы получше рассмотреть, и заново скользил в поиске того, кому он принесет в подарок смерть.