Страница 13 из 82
— Что, Адам, как день прошел? Чем занимался?
— На тестах, курва, был.
— Ну и как? Что там требуют? — было интересно, может, придется проходить.
— Дерево надо было нарисовать, а потом еще что-то, только я, курва, ниц (ничего) не понял.
— Что-то ответил?
— Да не-е... ниц. Ты если будешь тесты делать, ни кактусы, ни пальмы не рисуй. Говорят, хреново это. Значит, у тебя с головой проблема.
— Если бы только с головой... Ладно, Адам, поживем — увидим. Спокойной ночи!
5
Спалось неважно, мучила духота. Сергей проснулся с тяжелой головой и вялостью в теле. Знобило. «Этого только не хватало — свалиться с температурой. Да, блуждание по ночным вокзалам здоровья не прибавляет. Что теперь делать?, — задал он вопрос самому себе, ища выход из положения. — Идти заявлять: мне нездоровится?! Дадут пинка под жопу и таблеток на дорогу и до свидания. Потерпим, может, пронесет».
На утреннем построении при зачитке фамилий Сергей превратился в сплошной слух. Пульс участился. Европейцам было непросто произносить его фамилию, нашпигованную согласными и в английском написании больше похожей на серию машины из автомобильного техпаспорта. Поэтому Сергей переживал, что вдруг из названных фамилий одна будет его — в искореженном варианте.
— Не дышите!
Вышедших перед строем пересчитали и увезли. Все нормально, он остался в строю.
— А теперь дышите!
Облегченный выдох прокатился по строю. Оставшиеся новобранцы оскалились, повеселели. Начался развод на работы и отборочные процедуры.
Сергея с десятком «обезьян» погрузили в армейский, покрашенный под пустыню (желто-коричневый цвет) грузовик. В отличие от армейских «Уралов», на этом лавки находились не по бортам, а посередине, так, что устроившиеся на них бойцы сидели спиной к спине и лицом к обочине.
«Грамотно, — подумал Сергей, устраивая поудобнее задницу на железную лавку. — Интересно, куда едем?»
Машина выскочила за зеленые ворота и покатилась по серой полосе асфальта, пересекая пригороды и поселки, одетые в зелень и черепицу.
Солнце поднималось, и от этого пробегающие перед глазами пейзажи меняли цвет, переходя от серых, пыльных тонов к радостным, легким, акварельным, наполняясь светом и сочностью по мере продвижения солнечного света.
После недолгого плутания по тесным стареньким улочкам машина вырвалась на простор. Перед взором раскинулись виноградники.
Сергей родился и вырос в местах, где у военных срок выслуги идет год за полтора. И служил он в районах, приравненных к районам Крайнего Севера. И не было там ни фруктовых садов, ни виноградников. Не было! Разве что в детских снах!
Поэтому он был просто заворожен открывшимся. Тысячи, миллионы ножек лозы, похожие как две капли воды одна на другую. Вытянутые в линию, выровненные и в шеренгах, и в колоннах, покрывали все пространство у подножия гор. Горы же напоминали перевернутые морские раковины.
— Это же сколько времени и сил нужно, чтобы сотворить такое? — думал Сергей, впитывая глазами окружающий мир.
Проколесив мимо рядов винограда, как принимающий парад перед выстроенными колоннами, машина въехала под каменную арку с круглой башней-флигелем с правой стороны.
Над аркой кованым железом чернела вывеска: «Институт Инвалидов Иностранного легиона».
— Наверное, будут показывать «перспективы» службы, чтобы знали салаги, на что идут, — решил Сергей, спрыгивая на землю. — Ладно, пусть попугают, нас этим не удивишь!
Только его умозаключение оказалось на этот раз ошибочным.
6
Дом инвалидов был действительно пристанищем тех, для кого легион стал и Родиной, и семьей. Кто посвятил ему лучшие годы или всю жизнь. Здесь доживали свои дни те, кто творил миф о Иностранном легионе, пройдя через баталии последнего столетия, остался жив и цел, или просто жив. Этим было некуда податься. Некуда и не к кому, вот они и доживали под крышей, в тепле, одетые и накормленные, в комнатах, напоминающих отдельные больничные палаты, с кроватью посередине и шкафом для личных вещей. Однако их дни не были пустым прозябанием в ожидании своего часа, сидением на солнце и игрой в домино. Дом инвалидов был окружен обширными владениями винограда, и местные обитатели поставляли свою продукцию во все подразделения Иностранного легиона. Кроме этого действовало ателье по производству сувениров и подарков. Так что тем, кому после всех пережитых сражений повезло сохранить большую часть конечностей, работы хватало.
Но были еще и те, чьи дни начинались и заканчивались на белых кроватях в комнате три на четыре метра. За ними был налажен санитарный уход. Плохой, хороший ли, но уход. Легион не забыл их пожертвования, оставив на произвол судьбы. Наоборот, он заботился о своих ветеранах.
Так что Сергея и остальных отправили сюда не для «обработки», а просто на работы, на помощь этим бравым старикам.
Сопровождавший сержант распределял новобранцев тыканьем в грудь и указыванием ветерана, за которым новобранец был закреплен.
Сергея закрепили за небольшого роста старичком в темно-синем берете на облысевшей голове, с длинным пастушьим посохом в руках. Такой сказочный старичок, в прошлом парашютист, прыгавший на Дьен Бьен Фу и один из немногих, оставшихся в живых. Осмотрев Сергея, он задал уже ставший обыденным вопрос:
— Национальность?
— Русский.
— Товарищ Калашникофф, — довольный своим познанием в русском, пробормотал старикан.
— Со мной, — махнул он рукой, приглашая Сергея за собой.