Страница 16 из 22
ВЕРА
Неужели все закончилось?
Многочисленные беды и невзгоды остались далеко позади, ненавистный дядюшка обрел свой последний приют в дебрях самого жаркого ада, а я жива, здорова и очень скоро стану наследницей всего, что Павел в свое время захапал у моего отца. Учитывая, что через пару дней мне формально стукнет восемнадцать, я осталась в дядином особняке, хотя поначалу собиралась переехать в домик родителей, подальше от неприятных воспоминаний, связанных с Павлом и этим местом, которому он отдал так много.
Дядя очень любил свой особняк, все здесь буквально пропитано им, его незримым присутствием, тяжелой удушливой аурой. Повсюду напичканы безвкусные дорогие безделушки Павла, которые он скупал в огромных количествах, не заботясь тем, чтобы они удачно вписывались в интерьер. На столике в гостиной по-прежнему лежит стопка дядькиных журналов про бизнес и успешных деловых людей. Не скрывая презрения, я не упускала ни единой возможности ткнуть Павла носом в то, что он не имел никакого отношения к бизнесу и уж тем более не был успешным деловым человеком. После смерти родителей предприимчивый дядюшка первым делом продал долю отца в небольшой, но довольно перспективной фирме какому-то приезжему богатею. Я подозревала, что дядьку прилично кинули по деньгам, хотя это как раз неудивительно – такого придурка просто грех не развести, как ребенка. Мне было жаль, что дело, которым отец занимался большую часть своей жизни, так бездарно растрачено его братом, но мои слова для Павла ничего не значили, и я могла только наблюдать за тем, что он вытворяет, не имея никакой возможности его остановить.
Дядька меня едва терпел, постоянно называл подкидышем, умалишенной маленькой дурой, сующей нос не в свои дела, и грозился-таки всерьез заняться моим устройством за толстые стены какого-нибудь заведения для конченых психов, свято веря, что именно там мне и место. В отместку я пыталась всячески ему насолить. В общем, в нашей крошечной семейке было далеко до полной идиллии...
Теперь Павла нет, расшатанный мир стал на одного монстра чище, хотя, если поразмыслить, баланс добра и зла по-прежнему не нарушен. Когда один человек убивает другого, общее количество моральных уродов остается неизменным, просто кто-то умирает, а кто-то живо занимает опустевшее место.
Следователи вытянули из меня все жилы на бесконечных допросах, но ничего ценного не узнали – как и обещала Хаосу, я заевшей пластинкой твердила им о том, что пару дней провела в доме родителей, куда приезжаю иногда, чтобы побыть в одиночестве. Немолодой мужчина с тяжелым и очень уставшим взглядом кивал в такт моим словам, но верить мне почему-то не торопился; очевидно, его настораживали свежие царапины на моем лице, полученные во время моего феерического бега по лесу от Макса и неудачного спуска с лестницы, когда пыталась удрать от него же. Опросили соседей, те ожидаемо подтвердили, что теоретически я могла быть внутри дома. Никаких улик против меня у следствия не нашлось, да и вряд ли они всерьез подозревали несовершеннолетнюю девчонку в причастности к взрыву дядькиной дачи. Мне казалось это глупым.
В конце концов, меня отпустили домой, предварительно заставив подписать кучу всевозможных бумаг. Каждый из любезно подсунутых листов я неторопливо прочитывала от начала до конца, чем, кажется, очень расстроила и одновременно удивила следователя.
После того, как все наконец-то закончилось, я отправилась прямиком в особняк, мысленно напоминая себе, что это мой дом, я жила там последние пару лет, привыкла к нему и не вижу весомых причин снова перебираться в домик родителей только из-за того, что каждый угол особняка напоминает о Павле. Плевать. Дядюшки больше нет, теперь это моя нерушимая крепость. Я вытравлю оттуда все существующие следы присутствия Павла, сделаю все, чтобы некогда страшные стены отныне хранили только мои воспоминания и мое тепло.
Впервые я перешагнула порог особняка с твердым ощущением того, что все здесь теперь принадлежит мне.
Стащила с себя куртку и небрежно сунула ее под вешалку – Павел бы поднял дикий крик, но его тут нет, и больше никогда не будет. Мне нравилось акцентировать на этом внимание, совершая такие ничего не значащие выходки, которые бы стопроцентно вывели дядьку из равновесия. Я чувствовала свое превосходство и точно знала, что все это заслужила. Смогла вынести столько дерьма, пережила, выстояла несмотря ни на что, преодолела. Я победила. Я полноправная хозяйка.
Широким шагом вошла в святая святых – рабочий кабинет покойного ублюдка – и приблизилась к добротному дубовому столу, который дядюшка заказывал в некоей супер-пупер фирме и потом несколько дней хвастался передо мной так, точно собрал его сам, своими кривыми ручонками, не способными удержать ничего тяжелее журнала о жизни деловых и успешных людей.
Смотри, ублюдок, возможно, я оставлю твой драгоценный стол для себя.
Небрежно опустившись в рабочее кресло Павла, я лениво повращалась туда-сюда, свыкаясь с окружающей обстановкой. Закажу сюда темные шторы, а эту кремовую дрянь выброшу, бесит одним видом. Еще неплохо бы перестелить ковер, в угол поставить низкие и обязательно мягкие диванчики, а к ним стеклянный журнальный столик вроде тех, что я видела в одном из дядькиных журналов. Будет красиво.
Неспешно перебирая всякие бумажки, в образцовом порядке сложенные на дубовой столешнице, я просмотрела их краем глаза и отложила в сторону, чтобы сжечь позже за ненадобностью. Блокнот Павла – чуть потрепанная тяжеленная книжица в кожаном переплете – отправится туда же. Немного поразвлекалась, включая и выключая настольную лампу причудливой формы, пока не решила, что она мне нравится. Оставлю на месте...