Промокшие спички

Десять дней. За это время любой может сойти с ума. Ярослав, кажется, достиг своего пика и был на грани срыва по мозговой фазе. Это не просто видно — бросается обезумевшей кошкой, царапает глаза, вырывает с корнем, а после заползает в душу и жрёт изнутри. Чертово безумство, которым буквально был охвачен гитарист. Даже не так — бешенство чистой воды. Особенно после вчерашнего, когда увидел, что стало с его девочкой Олей. Его рыжеволосым лучиком счастья. Перед ним тогда, вчера, будто бы была не она, а ее неумелая копия. Глупая кукла без эмоций и выразительного взгляда. Без алых губ, без той безразмерной майки, без улыбки, без всего того, что тянуло его к ней, заставляло всматриваться в черты лица. Теперь же она напоминала тех убитых, которых показывают по телевизору в качестве страшилок, мол, вот что с вами будет, если вы не остановитесь вовремя. Оля была похожа на них не внешне — внутренне. Именно там, в душе, уже как десять дней гниет труп собственной надежды. С Мией умирает она сама.

Почему именно она? Почему именно эта рыжеволосая девчонка, способная изменить мир вокруг себя? Почему она? Почему именно такая жизнерадостная, странная, необычная, но в тоже время прекрасная девушка по имени Оля? Почему именно с ней поступили так жестоко собственные родители? Почему даже не навестили ту, которая является им кровной дочерью? Почему?

Но ответов он не знал и от этого на душе становилось как-то паскудно. Единственный выход — выплескивать гнев в музыке. Показать миру, что даже обычные стекла способны расколоться в одночасье, что уж говорить о розовых очках. Нужно выплеснуть самого себя, нужно вырвать из души этот клок тьмы и отдаться музыке — единственному спасению.

«Клото» впервые видели его таким сумасшедшим. Да, именно таким. Дикий, опасный, неуравновешенный, вселяющий ужас и хаос, заставляющий плясать под свою дудку смерти, но в тоже время пытающий донести свою боль. Он не делится с ней — выпускает наружу, уничтожает при помощи толпы. Они вместе топчут ее, избивают, прекращают существование этой мерзкой боли.

Ведь сейчас, где-то по ту сторону реальностей, его девочка страдает, умирая в очередной раз. Её попросту губят, калечат изнутри, как когда-то делали с ней, с его единственной опорой до последнего времени. С самым родным и близким человеком. С самым-самым любимым человеком. С мамой. Ей тоже пришлось нелегко, но она справилась и обязана помочь такой же, какой когда-то была сама. Оля нормальная, она не сумасшедшая, просто ранимая, чуткая, жизнерадостная, его. Любимая. Теперь-то он сделает всё и уж тогда никуда и никогда не отпустит. Он плюнет не запрет, покажет волшебное место для его вдохновение и откроет для себя новое — эта девчонка умеет вдохновлять.

Пока Ярослав выкладывал всего себя на сцене, Олю везли по безлюдному коридору сумасшествия. Крики, гул, фразы бешенства, сошедшие со своей путеводной нити люди. Может, она и сама такая? Вдруг давно сошла с ума, но никак не может этого признать? Что, если ее ангел по имени Ярослав и вправду выдуманный? Что, если всего, что когда-то спасло ее — воображение, разыгравшееся на фоне прогрессирующей болезни? Вдруг она давно сошла с ума и перестала верить в чудо.

— Верь в себя и в свою правду, — было ей ответом от Дымки, когда Оля когда-то поделилась своими мыслями. Впервые за долгое время она не услышала про то, что нужно забыть своего ангела, выкинуть перо в окно с решетками. Удушить себя в один прекрасный день, тем самым облегчить жизнь окружающим. Дымка была другой, не такой, как все, кого она когда-то видела или слышала. Иная. Вот оно — чистое сумасшествие без обертки и глупых диагнозов. Она живет в своем Аду, где каждый день для нее — война за выживание. Пребывание в такого рода местах, как местная психиатрическая больница, — благосклонный отпуск. Отдых за проделанную работу, а, быть может, наказание за непослушание. Дымку сложно понять, почти невозможно. Она всегда знает, о чём говорит, но вместо того, чтобы попытаться спасти — врачи убивают её. Оля давно заметила, что соседку тут недолюбливают, иначе, нежели просто буйных «постояльцев». Её ненавидят и однажды пытались убить. Сама она об этом не говорит — Оля узнает о ней лишь тогда, когда Дымка делится происходящим со своим другом, которого, кажется, рыжеволосая девушка тоже начала ощущать. Кто знает, что на самом деле среди нас, может, Ад и вправду ближе, чем он есть на самом деле. Может, мы уже в нём.

Гиор пытался убить в себе мысли о провале, в то время как Оля научилась жить с ними. Он выплескивал эмоции наружу, а она держала их в себе. За неё молились, в то время как сама девушка перестала верить. В ней давно убили остатки духовного, оставив после копания скальпель реализма и щепотку чего-то бешенного. Кажется, в нее запустили что-то темное, похожее на туман и теперь она готова поверить в существование Сатыны, нежели Бога.

Тишина на сцене. Тишина в коридоре. Тяжелое дыхание у микрофона. Замирающее сердце перед входом в очередной кабинет пыток. Сейчас они находились на разных полюсах дозволенного, но в тоже время переживали одно и тоже.

Девочка моя, прошу, живи