Страница 12 из 65
— Зачем?
А этот вдруг как рассмеется!
— Не люблю я вашу механику, — отвечает. Вполне по-человечески, но таким скрипучим голоском. — Мешает она мне. Зло берет, как увижу.
Тут-то я и смекнул, на кого нарвался.
— Вот что, — говорю. — Нас пятеро. У всех семьи, которых мы кормили. Не нравится механика — ломай на земле, а в полете этого делать не надо! Мы погибнем из-за тебя!
У Этого даже уши поникли.
— Извини, — скрипит. — Я и не подумал.
— Ах, не подумал? Ну, ты даешь, — возмутился я. — А теперь иди и чини все, что наломал! Иначе наш самолет разобьется вместе с нами — и с тобой, дурья башка!
— Я не разобьюсь, — проскрипел он в ответ. — Я владею воздушными потоками.
— Тем более иди и чини!
— Не получится. Я не умею.
Ну конечно, думаю, ломать - не строить. Тут Этот снова сцапал мою бутылку с «Кока-колой», отхлебнул порядочно, чуть не половину, и вдруг его мордочка просветлела.
Голова у меня закружилась, последней мыслью было — никак, он и крайний двигатель вырубил? — но нет, судя по системам оповещения, крайний двигатель работал. Крайний, говорю тебе, не последний! Чтоб слова «последний» у тебя на языке вообще не было! Последний у летчика путь сам знаешь куда бывает… Но гляжу: все наши спят. Мертвецким сном спят, — не шевелятся, не храпят, только посапывают слегка. Испугался я не на шутку. А Этот сияет, будто что-то такое классное отмочил.
И вдруг в рации прорезается: «МСР 326, отвечайте! Бурзачило-Контроль на связи!»
И тогда я понял, что до этого не боялся. Ничего не боялся: ни отказавшей техники, ни темноты, ни внезапно уснувших товарищей. А вот этого диспетчера испугался, как…
Все дело в том, что каждый самолет ведут определенные диспетчеры. Наш «Мухожук», позывной МСР 326, сейчас должен был вести диспетчер одного аэропорта — Новосибирского, потом — попрощаться и передать диспетчеру другого аэропорта, и я точно знал, какого. Кемеровского. А это Бурзачило вообще не должно было появляться, его даже на карте не было! Но выбирать не приходилось.
— Бурзачило-Контроль, я МСР 326, — говорю. — Диспетчер, дорогой, у нас отказ трех двигателей, отказ систем навигации, отказ радиостанции-один… Запрашиваю аварийную посадку.
— Вас понял, — отвечает. — Сейчас мы вам полосу приготовим.
Если вы думаете, что я не сумею посадить самолет на полосу в одиночку и по визуальным ориентирам, — плохо же вы обо мне думаете. Я даже приободрился от собственного профессионализма. И тут Этот мне под руку: «Не выходи из самолета».
Ну, как это — не выходи? Мне нужен срочный ремонт. Вся команда спит. Я попытался было растолкать хотя бы командира, — какое там; не просыпается, а Этот опять: «Не буди его, хуже будет».
В общем, вышел я. К моему удивлению, самолет уже окружило несколько наземных техников; взялись чинить наши двигатели. Я заикнулся насчет приборной панели и рации, — один из техников так странно на меня посмотрел, говорит: «Все приборы у вас в порядке». Ладно, думаю, пойду хоть посмотрю, куда меня летная судьба забросила.
А порт этот, Бурзачило, пустынный совершенно, наш самолет там — единственный. Пошел я, больше любопытства ради, к летной гостинице, — опять слышу скрипение Этого: «Не выходи из аэропорта!»
— Слушай, — не выдержал я, — достал ты меня. То не делай, это не делай… Какого черта?
— Вышел из самолета — держись и возвращайся побыстрее. Выйдешь отсюда — останешься здесь навсегда.
Я пожал плечами, но под ложечкой засосало. Да, признаться, мне с самого начала было здесь не по себе. Какое-то оно было странное, это Бурзачило, не от мира сего. Вытянул шею, — смотрю, старое здание, типовая такая пятиэтажка, но полуразрушенное, верхние этажи вообще обрушились, внизу еще сохранилась вывеска «Гостиница аэропорта», но древняя — явно с советских времен. Повернулся к зданию аэропорта — оно тоже как-то не радует, не наше оно какое-то, неземное. Тут, смотрю, работник из этого здания вышел.
Мне что-то внутри подсказывает: беги, дурак! — но я остался. Дождался этого мужика. Он мне представился: диспетчер Баюнов. Точно, смотрю на бейджике: Баюнов Василий Петрович. Мы немного поговорили о нашем «Мухожуке»; я про Этого рассказывать не стал, сказал только, что три сразу двигателя отказали. Потом я сослался на то, что нужно присмотреть за ремонтом, и поспешил на «Мухожука». А Баюнов мне вслед: «С ремонтом все будет в порядке…»
Я уже понял: с ремонтом, может, и в порядке, да со мной — не в порядке, если я задержусь. Влез я на самолет, а сам сообразил: надо имена этих техников запомнить.
Имена у них разные были. То-то чуднее всего, брат: откуда в середине России такое имя, как Diego Vasques? Или James Folkner? Но я уже ничему не удивлялся.