Страница 3 из 92
- Совсем вас Поскрёбышев распустил. Вот когда дослужитесь до генерала, тогда и будете мне советы давать. А театр там есть – кукольный.
- А Любочку куда? – поинтересовался Алексей Львович.
- И её туда же. С окладом согласно штатного расписания.
- И с кем останемся? Кто в кино сниматься будет?
- Да вот хотя бы она, - Иосиф Виссарионович показал мундштуком трубки. – Таня, Вы хотите играть главные роли в кинофильмах?
Танечка ахнула, схватилась за сердце, уронив папку с приказами, а потом, не в силах сдержать радостный порыв, бросилась к вождю на шею.
- Товарищ Сталин, да я для Вас…. Да всё что угодно…. Только попросите….
- А вот этого не нужно. Пока не нужно, - лучший друг советских кинематографисток и физкультурниц попытался отстраниться. Но не успел.
Дверь в кабинет открылась именно в момент горячего комсомольского поцелуя, оставившего на сталинской щеке чёткий след губной помады.
- Опаньки! Я тоже так хочу! – Каменев, нагружённый многочисленными свёртками и пакетами, появился не в самый подходящий момент.
Будущая звезда экрана ойкнула, ещё раз покраснела, и убежала, не забыв при этом поднять с пола распоряжение о переводе конкурентки в Конотоп. Эмоции эмоциями, но свои обязанности подчинённые Поскрёбышева знали хорошо.
Сталин с лёгким недовольством посмотрел на наркома обороны, сгружающего свою ношу на стол.
- Мало ли что Вы хотите, Сергей Сергеевич. Только целоваться с Вами я не намерен. Лучше Климента Ефремовича дождитесь.
Кажущаяся холодность приёма не смутила Каменева и не испортила настроение. Легкомысленно насвистывая «Лунную сонату», он принялся распаковывать принесённые кульки.
- Я прямо с самолёта. С утра успел в Нижний слетать. Представляете – в колхозе имени товарища Столыпина начали в теплицах ананасы выращивать.
- Буржуйские замашки.
- Ну не скажите. Постоянный источник дохода в твёрдой валюте. Консервируют их в шампанском, и во Францию…. Выгодное дело, между нами говоря. Почти так же, как генералу Франко списанные танкетки продавать.
- Кстати об Испании, - оживился Сталин. – Этот каудильо ещё полгода сможет продержаться?
- Это вряд ли, - покачал головой Сергей Сергеевич. – Но, думаю, что от своей рухляди мы успеем избавиться. Англичане им ещё один кредит обещали.
- Надо же, какая филантропия, - удивился Алексей Львович. – Не ожидал такого от британцев. Поддерживать заведомо слабую сторону – не в их стиле.
- Так они под залог африканских территорий. И плюс стокилометровая зона вокруг Гибралтара.
- Сволочи они. Прости, Господи, меня – грешного. Лимонников прощать не обязательно, - высказал своё мнение Патриарх. – Ох, чувствую, хлебнём мы ещё с ними горюшка.
- Что ещё нового в Нижнем Новгороде? – спросил Иосиф Виссарионович. - К Алексею Максимовичу заезжали?
- Конечно. Привет Вам передаёт.
- Как он там, не переживает, что городу вернули старое название?
- Не заметил. Вот только когда по радио про Сталинград упоминают – хмурится.
- Да, Сергей Сергеевич, тут товарищ Горький прав. Нужно бороться за чистоту русского языка. А то, понимаете, устроили какой-то культ личности. Нескромно, - Сталин глубоко затянулся, выпустил дым. – И в конце-то концов, что мы всё о делах и проблемах? Сегодня праздник, вот и давайте веселиться.
- А хотите, хохму одну расскажу? – поддержал Каменев.
- Похабную, как обычно?
- Могу и такую. Но эту видел собственными глазами.
- Ну?
- В Нижнем Новгороде летающая собака появилась. Маленькая такая, длинная и ушастая. Серьёзно, чтоб мне провалиться на этом месте.
Иосиф Виссарионович и Алексей Львович переглянулись, и одновременно высказали свою версию:
- Такс!
Глава 1
Пропадаю я как Митька без ухи.
А ведь страдаю за чужие за грехи.
Тимур Шаов
За два года до описываемых событий. Прохладное лето 34-го.
Часовой, охраняющий аэродром в маленьком городке Невежье, не так давно именовавшийся Паневежисом, остановился, привлечённый странным синим светом, исходившим из амбразуры полуразвалившегося ДОТа. Он выставил перед собой винтовку, и, тщательно выговаривая трудные русские слова, спросил:
- Стой, кто идёт?
Солдат бы очень исполнительный и старательный. Из нового, уже местного, призыва, а потому Устав караульной службы знал наизусть, правда не всегда понимая значение русских слов. И с достоинством переносил все тяготы и лишения воинской службы, которые, в основном, состояли из лёгких подначек и тяжёлых побоев , принимаемых от сослуживцев.
Над фамилией смеются, придурки. Чего в ней смешного? Зато теперь никто не упрекнёт сына бывшего начальника политической полиции Литвы в национализме. Ведь и вправду хорошо звучит – Аарон Ибрагимович Галушкян-заде? От прежнего имени, как и от одиозного папочки, пришлось публично отказаться, осудив и проклянув. Оно и правильно, вдруг помешает военной карьере?
Ещё Арик сожалел, что в Великом Княжестве Литовском нет коммунистической партии, вступив в которую, можно было бы стремительно взлетать по карьерной лестнице, прыгая через несколько ступенек. Но и тут нашёлся великолепный выход – было отправлено письмо самому товарищу Сталину, с просьбой принять в заочные члены ВКП(б). Ответ из секретариата пришёл на удивление быстро, часа через два. В нём почерком командира полка, войскового старшины Хванского, было написано, что с такого-то числа товарищ Галушкян-заде может считать себя членом, так как именно им он и записан.
После этого служебное рвение Арика возросло, что он сейчас и доказывал: