Камень нищего

Стоп! Таким его видела Мая последний раз. А сейчас, после всего свершённого его проклятием…

Впервые камень явился миру, сияя изумительной чистотой. Но, предостерегая от соблазна нечестно присвоить его, становился всё непригляднее обликом. После похода королевича на юг, предательства, кровопролитной битвы и разорения павшего города у границ Святой Земли, из просто потускневшего кристалла превратился в нечто, напоминающее комочек грязи. Каковым же он должен сделаться теперь, многократно преумножив несчастья? Умертвив тысячи ничего не подозревавших, каким-то непостижимым образом оказавшихся вовлечёнными в незаконное владение им?

Можно не прятаться, на такой и здесь – никто не позарится. Никто? Но есть же, которые питаются падалью. Существует ли способное у них вызывать отторжение? Или испуг? Второе скорее… Так ищи, откуда исходит безымянный ужас, затмевая остальное!

И тот, как бы издеваясь, стал понемногу выползать из сумрака. Подвывая, хоть ветра не ощущалось. Тихонько подбираться, окружая медленной воронкой. Из которой не выбраться.

В другой раз давно б уж проснулся! Любопытно до конца досмотреть? Или просто пробуждения не будет… Примечательно, что на пороге смерти первым умирает страх. Раз чьи-то козни пытаются отвлечь, значит, близок к цели! Только как её увидеть, всё равно что слепому?!.

Вот: Слушай не разум, шарахающийся от бесплотных теней сомнений. А сердце, трепещущее под рёбрами пичугой в хлипкой клетке, оставленной на милость голодной кошки. Желудок, готовый вывернуться наизнанку… В этом отвратительном месте попавший сюда благодаря злобе, алчности или просто безответственности предмет, не желая повторения перечисленного, должен сделаться омерзительнее всего остального. И тем себя выдать! Что накануне, при дневном свете, показалось таким? Груда под дверью из мертвецкой?! Или нечто рядом… Ямина, в которую даже не смог заставить себя заглянуть… Нынче придётся!

Над углублением клубился пар, похожий на зловонное дыхание. С сосулек, шипя, капало, точно слюна с клыков падальщика, унюхавшего себе пищу. Где он, сгусток первобытной тьмы, безраздельно властвовавшей прежде первого луча света? От сверкания чёрные искорки в глазах. Может, одна из них? Множатся и растут, будто бездна, продырявив сущее как ветхую ткань, рвётся наружу! Тянется и окутывает!.. Показалось, внутри мигнула огненная точка, рдеющий уголёк в разворошённом пепелище. Раскалился, выжигая и плавя нечистоты и гниль вокруг, заставляя источать вонь! Привлекает и всасывает в себя тёмный воздух жуткой ночи. Как замочная скважина в Преисподнюю! Не сюда ли приходят греться призраки казнённых и замученных грешников? Нераскаявшиеся, погубленные души, не нашедшие упокоения! Или это легендарное огненное море выпростало тонкое щупальце из центра земли? Подступило, угрожая всему… Нужно запереть его и вытащить ключ!

Перчатки потом придётся выбросить. Одежду, наверно, тоже. Не в силах противостоять ползущему со всех сторон мраку, Фридрих припал на колени. Где там его сердцевина? Рука окунулась в пустоту, ничего не почувствовав. Нет, так не нащупать! Поборов брезгливость, стянул перчатку и повторил, погрузивши по самое плечо, касаясь щекой и ухом стылого, мокрого края. И в этот раз, учуяв живое тело, чернота вцепилась. Ладонь прожгло насквозь, непонятно с какой стороны…

– Пусти! – вырвался учитель и рухнул ничком.

Что-то склизкое обвило змеёй, но как-то легко оборвалось, повиснув на запястье. Поспешно стряхнул. Всего лишь тряпка – обгорелая, истлевшая. Но боль не оставила, пульсируя и разъедая, как если б разложение затронуло плоть. С трудом разжав окаменелые пальцы, раскрыл кулак. Густая капля чёрной крови набрякла и выкатилась на тусклый снег, протапливая в нём глубокое отверстие.

Вконец осмелевшая тьма обступила, обдав затхлым дыханием. У неё были пасти, слюнявые языки, зубы в пузырящейся пене. Она подкралась вплотную, посапывая и урча, чтобы вонзить разом их все и растерзать, переварить в себе, сделать единым с собою…

– Пошли отсюда! – крикнули из далёкого далека и топнули. Спина ощутила, как содрогнулась земля. – Вон! Не ваша добыча!..

Темень засуетилась, заметалась, брызнула врассыпную уродливыми обрывками и ошмётками, отхлынула и истаяла. На фоне мерцающих в запределье пылинок звёзд Фридрих увидел протянувшуюся руку, белую, точно выточенную из мрамора. Опередили?

– Нет! Не трогай это! – попробовал крикнуть. Но онемевшие губы шевелились беззвучно. Лишь дыхание со свистом вырвалось из них, замерзая тусклым облачком. Темнота вернулась и накрыла непроницаемым покрывалом.