Страница 185 из 211
– Они, как та же зараза. Может и ей приятнее, когда боишься. Но ведь не пощадит же всё равно, придя за тобой.
Оспорить было трудно. Потому прибавил уже серьёзно:
– Всё-таки будь поаккуратнее. За подобную песенку одна наша знакомая языка лишилась!
– Не! Та длиннее…
– И её знаешь? Можешь вспомнить?
– А как же! Даже спеть могу «Оду монаршему заду». Подхватывайте, ребята:
Видел, как ведьм пытали?
Помнишь их боль и страх?
Козы им пятки лизали,
И те сознавались в грехах.
Теперь пораскинь мозгами:
А королю каково?
Сколько «…», которыми правит,
Успели лизнуть его!
Твёрже ступней цыганки,
Мозолистей рук кузнеца
Царственная изнанка –
Монаршая задница!
Придворные и министры,
Епископы и поэты,
Провидцы и летописцы,
В сиянья лучах пригреты,
Тянут змеиные жала,
Силятся сердца достать.
Противиться не пристало –
Прилично осанку держать.
Твёрже ступней цыганки,
Мозолистей рук кузнеца
Царственная изнанка –
Монаршая задница!
Недаром родитель суровый
Сынка мягких мест не жалел,
Чтобы наследник престола
Крепче на них усидел.
Мантия и корона
Со стороны видней,
Но то, что касается трона,
Весомее и важней!
Твёрже ступней цыганки,
Мозолистей рук кузнеца
Царственная изнанка –
Монаршая задница!
Первая строчка больно резанула, но дальше пошло легче. Странновато было слышать желчные куплеты в исполнении детских, почти ангельских голосов. Где надо петь пониже, даже сам не удержался им подмычать не шибко мелодичным басом. Интересно, как это звучало у той?.. От горечи передёрнуло! Не исключено, автор, искушённый в придворных интригах, преспокойно здравствует, слившись со своими героями. А бедная артистка за его рифмы поплатилась сперва языком, а после жизнью. Паскудно устроен мир!
Если не считать, что ядом змеи поражают через специальные зубы, а их раздвоенный язык – никакое не жало, и вполне безвреден, в отличие от описанных инструментов лести и лизоблюдства ушлых придворных, в остальном содержание оспаривать было сложно. А «…козы» и «…пятки» – видимо и есть те самые «шершавые ласки». Не применяемые к простонародью по тем же причинам, что и терпимы заду монарха, сравнимому с не знающими обуви подошвами цыганок да натруженными кузнецовыми ладонями.
– Скажи, – обратился Фридрих к Королеве, задумавшись, – вы все местные? Ну, кроме приёмыша вашего…
– Вроде того… Чего спрашиваешь?
– Просто любопытствую. Ты здесь родилась?
– Самой любопытно! Откуда я помню?
– Родители кто?
– Без понятия. Маманя – шлюха, наверно. Кому б ещё принести в подоле «наследницу титула» от неизвестного папаши?! Сама ж с младенчества многих опекунов сменила, давить из легковерных слезу с медяками на выпивку. Пока «бедненькая малютка» не вымахала, чтоб на себя работать.
– Ты не жила какое-то время за пределами города?
– Только мечтала. Если б удерживали, может, быстрее решилась. А так, податься легавым на радость неведомо куда, – немного мечтательно посмотрела она во тьму туннеля, – перетопчутся!
– А с казнённой певичкой где познакомилась? Её, вроде, не здесь языка лишили.
– Верно, – вздохнула она, – но прославиться и тут успела, прежде чем «добрые люди» настучали. Здешние «вольные» тоже над царьками посмеяться не дураки, коли ничем не грозит. Но и выслужиться при случае не брезгуют. У балаганчика дела в ту ярмарку отменно шли. Тогда меня и приметила. Милостыни отсыпала полную ладонь, будто благородная и денег куры не клюют. Даже расщедрилась в настоящую харчевню сводить. Никогда так не обжиралась – смачно и от пуза! Сама же винище хлестала и плакалась, что тоже одинока. И ещё песен кучу напела. А я подхватывала. С лёту всё запоминаю!.. Дружки-то её перепились, не с кем потолковать, искусством поделиться, на житуху пожаловаться. Дожаловалась!..