Камень нищего

– Стойте. Обождите пока, – велели с той стороны. – Теперь можно. Ну, входите же! Открыто.

Учитель это понял, не понимал только: для чего заставили с полминуты задержаться у порога, прежде чем позволить оказаться внутри роскошного кабинета. Всегда задавался вопросом: зачем единственному обитателю такое масштабное пространство? И редко находил ответ. Созвать совещание? Сюда на них обычно приходит не больше двух-трёх человек. А для заседаний с расширенным кругом приглашённых имеются более подходящие залы. На всяких довелось поприсутствовать в последнее время, и, учитывая повестку, помпезность интерьеров только раздражала. А может, чтобы высокопоставленный начальник среди величественного убранства острее ощущал свою мелочность и ничтожность? Сегодня подбросили ещё одну неожиданную версию, пожалуй, имеющую самое практическое объяснение:

– Сядьте там, – указал из своего кресла бургомистр на стул в противоположном конце длинного стола, ближе к двери. – Я прекрасно вас оттуда слышу. Знаете ли, избегаю близкого общения. Как врач, поймёте… Вообще не хотелось никого принимать. Тем более, кто в непосредственном контакте с больными. Но должность обязывает! Какая злая ирония, по вашей милости недолго осталось её занимать, а приходится оказывать вам всяческое содействие. Ибо теперь мы вроде как союзники в деле спасения нашего ранее цветущего, а ныне многострадального города. Судья б давно уж меня слопал со шкуркой, да решил повременить, не взваливать на себя лишнюю обузу. Любезно оставил расхлёбывать это. Тем больше причин для признательности, что нам помогаете. Если не ошибаюсь, тоже отсюда родом?

– Ошибаетесь, – разочаровал Фридрих, с подачи пилигрима успевший невзлюбить слово «союзник». – Мой родной городок сущее захолустье в сравнении с вашим.

Но и в нём сильный не брезговал при случае полакомиться слабым. Например, одолжить не особо нуждающемуся, представив щедрость совсем не обременительным жестом доброй воли. А потом истребовать долг с неподъёмными процентами именно когда нечем платить, чтобы завладеть имуществом должника.

– Наслышан, – с сочувствием проговорил градоначальник, – сколь бесчеловечно поступили с юным наследником кредиторы вашего отца.

– Нашли время поинтересоваться моей биографией? – не поддался учитель его притворному дружелюбию, мысленно прибавив: «…когда смерть разгуливает по улицам!» Видать, и впрямь всё ещё считает опасным? Стоит попробовать извлечь из этого пользу. – Думаете, при здешних традициях вести финансовые дела вышло б по-другому? Сомневаюсь.

– Главная наша традиция, – подчеркнул бургомистр, – неукоснительное следование закону. Ну, и, разумеется, чёткое исполнение приказов и распоряжений. Особенно в столь непростое время! Все ли предписания выполняются?

– Некоторые даже чересчур рьяно, – доложил Фридрих. – Между второй и внешней стеной случилось несколько крупных пожаров, когда проводили санитарные мероприятия в опустевших жилищах. Огонь перекинулся на соседние строения…

– Кто ж виноват, что лачуги из всякого мусора лепят вплотную друг к дружке? По мне, освободилось место – и славно.

– Да. Но семьи остались без крова!

– Ненадолго, – кивнул городской глава, лучше не вдумываться: что имея в виду. – Заболевших вовремя изолируют? Я распорядился строго следить!

– Стараются, но не везде…

– Как это?

– Следовало бы содержать раздельно больных и здоровых заключённых.

– Затруднительно. Камер маловато. И хлопотно: сегодня здоров, а завтра…

– Думаете, так эти самые камеры быстрее высвободятся?

Колкое замечание пропустили мимо ушей, и учитель продолжил:

– И ещё. Нельзя ли улучшить условия тем из арестантов, кто нам помогает – сытное питание, тёплую одежду?..

– Помогают, хм… – брезгливо поморщился хозяин кабинета, – будто сами напросились! Небось не нарадуются, видя добродетельных сограждан там, где видали б всегда. Печётесь об экскрементах, когда целый организм в серьёзной беде?

Заблуждаетесь, господин чиновник! Так называются благополучно усвоенные и переваренные этим самым организмом – властью, обществом. А вызывающие отторжение именуются несколько иначе:

– Они ведь тоже люди.

– О них я подумаю в последнюю очередь, – отмахнулся градоначальник, – пока же пусть послужат напоминанием для возомнивших себе, что из-за всеобщего горя и всё остальное сделалось общим. Грабежам и вседозволенности нельзя давать широкую дорогу! В жестокие времена тем более недопустимы поблажки! Закон суров всегда, а иногда – особенно. Прежде это было залогом нашего процветания, теперь – выживания.

– Ваше процветанье меня мало интересует, – признался учитель. – Хотя, благодарен за образование, которое получил в знаменитой на весь мир академии, в числе прочего уяснив: спасать невинные жизни – долг любого, кто считает себя человеком.

– Мы с вами не рядовые представители людского племени, – было сделано уточнение. – Груз ответственности, возложенный на нас, не даёт право сентиментальничать по поводу каждой отдельно взятой.

– А как предлагаете? – спросил Фридрих. – Всех разом можно только сгубить!

– Понимаю. Достойно уважения, как вы с помощниками бьётесь за всякого поражённого недугом.