Невидимый. Любимый. Мой.

– Эту наколка – маленькая шутка ваших друзей. Вы обмывали дембель, они накачали вас спиртным до бесчувственности и наваяли сей шедевр в отместку за то, что вы беспрестанно издевались над ними, называя дикарями племени тумбо-юмбо, которые никак не могут обойтись без того, чтобы не нанести на своё тело всю пошлость мира.

По мере того, как я говорила, шеф терял знамёна своей самоуверенности.

– Это даже не здесь случилось, – пробормотал он потрясённо и тряхнул головой. – Откуда ты знаешь эту историю?

– Вы сами её рассказали. Мысленно. Мне осталось только пересказать. – Я посмотрела на шефа с грустью: – Не бойтесь, никогда никому ничего не расскажу. Это… маленький урок и небольшая тайна. Я не копаюсь преднамеренно в мыслях, будущем или прошлом. Я закрываюсь от потока информации, чтобы спокойно жить. Я ловлю нужное только тогда, когда работаю и хочу в чём-то разобраться. Или пытаюсь помочь человеку понять себя и свои поступки. Я могла бы стать знаменитейшей сплетницей, но всё это не для меня. Надеюсь, вы мне верите, – вздохнула я, поймав холодок подозрительности в глазах шефа. – Я старательно пытаюсь сейчас оглохнуть, чтобы не слышать ваши ругательства. Вы же интеллигентный человек, шеф. А я вовсе не стерва.

Юрий Владимирович резко, как в припадке, снова тряхнул головой и неожиданно рассмеялся. Заразительно и громко.

– Давно следовало свести эту чёртову наколку, – произнёс он, успокоившись. – Я не знаю, что делать, Марина. Всю ночь прикидывал и так, и эдак. А утром сын сказал, что более тупого человека он не встречал. Мой сын. Сказал мне. Это… больно. Ольга посмотрела на меня с укором.

– Вам надо просто довериться. Плыть по течению. Вдруг эта река вынесет, куда надо? Я не обещала и не обещаю чудес. Всего-то – провести обследование. Сидеть рядом и смотреть. Ни боли, ни страха.

Юрий Владимирович решительно хлопнул ладонями по столу.

– Ладно. Пусть будет так. Иначе не видать покоя моей семье. Есть же, существует то самое «вдруг»?.. Приходи завтра. Надеюсь, выходных хватит, чтобы понять, увидишь ты что-то или нет.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила мягко и, смутившись своей дерзости, абсурдности всего разговора, сосредоточенно начала ковыряться в тарелке, не ощущая, что ем.

Я понимала сомнения мужчины, его колебания, неуверенность и неверие. Что я могла сказать ему, когда сама всё ещё не пришла в себя от внезапно вернувшегося дара. Я знала, что не готова, что умирала от страха, но чувствовала: отступить, пойти на попятный не могу. Шанс, выпавший семье Иноковых, был и моим шансом. Мне предстояло стать прежней до конца, до последней точки. Вряд ли я тогда хотела этого всей душой, но подчинилась неизбежному: просто шла на зов, на который не могла не откликнуться.

До конца дня мы с шефом больше не разговаривали на «нерабочую» тему, но постоянно думали об одном и том же. Я чувствовала напряжение, и облегчённо вздохнула, как только за моей спиной захлопнулась дверь офиса.

В лицо ударил ледяной ветер. Зима прибирала к рукам городишко и наконец-то проявляла характер. Бродить по остывшим улицам не хотелось, и я поспешила домой.

Пока добралась до дома, окоченела от холода. Отогреваясь на кухне горячим чаем, думала о предстоящем визите к Иноковым. В воздухе отражалась моя тревога, а я никак не могла успокоиться. Долго думала, размышляла, пока не забылась зыбким сном. Спала плохо: часто просыпалась от дурацкого ощущения, что в доме я не одна. Вскакивала, включала свет, бродила по комнатам и проклинала расшалившиеся нервы.

Под утро свалилась от усталости и почувствовала облегчение, когда мне приснился всё тот же сон: пришла Анастасия, сжала руку и пообещала, что всё будет хорошо. После этого стало легко и радостно. Наверное, я улыбалась…

Проснулась поздно. За окном выл ветер, мела метель, а свинцово-чёрное небо мрачно нависало и давило, отчего казалось, что наступил вечер. Я чувствовала себя бодро и спокойно. Приснившийся сон я приняла как знамение, которое сулило удачу.

В полдень я вышла из дома. Мелкая колючая крупа больно била по щекам, но я почти ничего не замечала вокруг: полностью ушла в себя и двигалась, как во сне.

Дом Иноковых встретил теплом и собачьим радостным визгом. Борман почему-то был от меня в полнейшем восторге. Согреваясь за чашкой чая, я ловила испытывающие взгляды почти всей семьи (девчонок, как объяснил Володя, на выходные забрали бабушка с дедушкой).

– Не надо так напрягаться, – попросила я, – ничего необычного не будет. Только то, что уже все видели. Можете заниматься своими делами и не обращать внимания на меня. Как-то неуютно, что все так напряжены.

Ольга смущённо улыбнулась:

– Я чувствую себя героиней мыльной оперы. Неопределённость и нереальность.

Володя прыснул, Юрий Владимирович передёрнул плечами, но нервное напряжение немного спало.

– Не надо тревожиться, – я присела на корточки перед Ольгой и взяла её руки в свои. – Всё будет хорошо.

Холодок возбуждения бродил по затылку и щекотал кожу. Горячие пальцы зудели. Я успокаивающе провела по руке женщины. Вначале участилось дыхание, кровь запульсировала в пальцах. Волны погружения захватили меня так мощно, что перехватило дух. Я забыла, как это – дышать. Затем успокоилась и задышала ровно и глубоко.