Страница 2 из 37
Я стала подарком судьбы – поздним ребёнком, которого ждали долго. Сквозь годы, через надежду и горькие разочарования, веру в чудо и черное отчаяние мои родители несли жажду – услышать в доме детский смех.
Не помогали ни лучшие врачи, ни курсы лечения, ни дорогие санатории, ни шарлатаны. Время шло и уносило с собой мечту о малыше с мягкими ямочками на локотках, нежными складочками на пухлых ножках.
В какой-то момент всё сломалось. Походы по клиникам закончились, а в доме поселилась обреченность. Маме тяжело переносила сочувствующие взгляды счастливых, обросших детишками подруг. Потайная дверь в сердце распахнулась и выпустила наружу боль. Мама несла её как крест и заслонялась болью как щитом. Она провалилась в пустоту и увязла, а самые близкие и родные ничего не могли сделать. Мама погружалась в боль всё глубже и возвращалась оттуда всё реже.
Ей было тридцать восемь, когда отец, пытаясь пробить стену отчаяния, решился на авантюрно-дерзкий шаг. Однажды утром, не говоря ни слова, он усадил маму в машину и молча жал на газ. Он увёз её не на курорт, не в санаторий, а маленькую глухую деревушку, коих ещё много в глубинке России.
Убаюканная ворчанием мотора, мама уснула, положив голову на папино плечо. Её разбудил смех.
Мама вышла из машины и замерла. Яркое солнце било в глаза, расцвечивая мир голубым и зеленым. Середина мая цвела тюльпанами, разноцветными гроздьями сирени и терялась в густой траве. Воздух таял во рту, как домашние сливки, плыл над миром тихими волнами, дарил покой, освобождение и блаженство – те чувства, о которых бедная мама забыла давным-давно.
Это был толчок. Пробуждение. Новая точка отсчёта.
На время отпуска отец снял маленький уютный домик, утонувший в бурьяне и диком кустарнике. Дорожка к дому заросла молодым лопухом. Чуть в отдалении виднелся старый, позеленевший от времени сруб деревянного колодца. Утром и вечером папа, скрипя воротком, доставал в помятом ведре воду – самую вкусную, пахнущую чуть-чуть древесной смолой и немного хвоей.
Неказистый снаружи домишко внутри походил на старинные хоромы: пах прохладой, деревом и свежей побелкой, поражал неожиданно высокими потолками и уютной простотой. Русская печь, деревянный стол, самодельная мебель, сделанная пусть не мастером, но крепкой хозяйской рукой. Добротно, незамысловато, естественно, как сама природа.
Крохотную спаленку мама окрестила горницей за первозданную самобытность и предметы старины. На подслеповатых окошках – вязаные крючком ажурные занавески, накрахмаленные до хруста и слегка голубоватые от синьки. На деревянном комоде – пенные салфетки и музыкальная шкатулка, поющая неожиданно звонко и задорно, как волшебный бубенчик. На стенах – старые фотографии большого семейства.
От их лиц и улыбок становилось хорошо на душе. «Я чувствовала себя частью семьи, будто все они – мои родственники, – откровенничала мама. – Они не наблюдали холодно, а словно переживали, сочувствовали, поддерживали. Я часто украдкой проводила пальцами по деревянным рамам, чтобы почувствовать тепло. А оно было, жило в этих застывших мгновениях!».
Полгорницы занимала высокая, широкая, как бескрайнее поле, кровать с никелированными шариками и настоящим лоскутным одеялом. Мама говорила, что никогда не спала так спокойно и никогда ей больше не снились такие счастливые сны, как в этой избе, на просторной кровати с настоящей пуховой периной.
Сразу же за домом, всего в нескольких метрах, шумел лес. Маме нравилось бродить среди деревьев, прикасаясь ладонями к шершавой коре, прислушиваться к шороху листьев, пению птиц и размышлять.
Она утверждала, что зачала меня именно там, под раскидистым столетним дубом, чувствуя, как силы земли проходят сквозь обнажённое тело и помогают сотворить чудо.
Впрочем, тогда она этого не знала, но позже верила, что чувствовала, осязала всем своим разгорячённым телом что-то неизведанное и новое, наполняющее неземным спокойствием весь её ещё ни разу не рожавший организм.
Всё лето она бездельничала, наслаждаясь тишиной и покоем. А папа, словно предчувствуя, что это лето перевернёт всю их жизнь, готовил нехитрые завтраки, обеды и ужины, приносил в дом парное молоко и очень часто отдыхал с мамой на большой кровати в горнице.
Слияние с природой и спокойствие – простое счастье, которое выныривало из пахучих гроздей сирени, падало в ладони утренними росами, звучало квохтаньем курицы, снесшей яйцо, диалогом сельских кумушек и перекличкой звонкоголосых петухов на рассвете.
«Это было похоже на второй медовый месяц», – мечтательно вспоминала мама с сожалением в голосе о безвозвратно ушедших днях.
Через два месяца родители покинули уютный домик, увозя с собой загар, воспоминания и … меня.
Этот отпуск помирил маму с жизнью. Она вернулась домой, к привычным делам и хлопотам, к старому кругу общения и знакомым. Мама с восторгом рассказывала друзьям о прекрасном отдыхе, красоте природы и со смехом жаловалась на аппетит: тихая жизнь вернула ей вкус не только к жизни, но и еде. Старые платья становись теснее, а лицо – счастливее.
Лишь проснувшись однажды утром и почувствовав пульсацию внизу живота, она вдруг поняла: это долгожданный, чудом подаренный ребёнок! Замирая от вспыхнувшей надежды, мама отправилась к врачу, и уже вечером, сияя от счастья, рассказала родным о скором материнстве.