Страница 91 из 109
– Но…
– Ты ведь этого хочешь. Послать твоего барона к черту и вернуться домой.
– Это… это невозможно, – Катаржина отступила, озирая его почти затравленным взглядом.
– Там у нас я сравнительно богат, у меня своя вилла. И теперь, когда я вышел на Запад, будут другие доходы. Поехали домой, Катё.
– Я буду следить за новостями. Когда в следующий раз ты приедешь в любую страну Западной Европы, ты получишь букет белых роз, – она резко отвернулась и не по-женски быстрым и широким шагом ремарковской героини ушла прочь.
Покачав головой и улыбнувшись, Цеста достал документы и принялся высматривать в толпе отлетающих высокую фигуру Яглы и прочих компаньонов.
* * *
– Я поверить не могу! – Павел распахнул окно, выглянул в сад, еще более заросший и запущенный, чем прежде. Фонтан казался немного чище, кто-то явно пытался его ремонтировать, но дело не довел до конца. Один плавник у дельфина был отколот.
– Я не понимаю… – Павел повернулся к певцу. – Как квартира сохранилась?
– Сначала здесь поселилась какая-то семья, но уже через три года после твоего отъезда они освободили квартиру. Говорили, давящая атмосфера, мигрени, депрессии, чуть ли не привидения. Кажется, даже дошло до… – Цеста запнулся, но Павел вопросительно посмотрел на него, и певец закончил: – До самоубийства. Впрочем, не знаю. Тебе привидения тут не попадались?
– Множество! – с нежностью ответил Павел. – Особенно, когда я приползал от «Макса» под утро и открывал бутылек в одиночестве!
Цеста понимающе кивнул.
– Короче говоря, слухи ходили нехорошие и квартиру никак не могли сдать, ну и… Я ее снял.
– Ты?
– Я знал, что ты когда-нибудь вернешься. Не думал, что так скоро.
– Черт возьми, Цесто!
– Я тут даже ни разу не был до последнего времени. Заходил только к пани Вертеровой, насчет каких-то вопросов с ремонтом…
– Все как прежде! – счастливо вздохнул Павел и потер повлажневший глаз.
– Пришлось разыскать Штольца, мы вернули вещи, которые сохранили, даже кое-что из мебели. Что-то я выкупил в антикварной лавке, что-то заменил другим, но похожим. Рояль твой стоял у меня на Фэзандери. Но многое из того, что пережило пожар, пропало, и конечно, картины и все твои музейные ценности…
– Черт с ними! Ты всегда относился к ним уважительнее, чем я.
Павел подошел к антикварному круглому столику, столешница которого была почти так же исцарапана и заляпана винными пятнами, как и у прежнего, хотя замурзанная инкрустация сохранилась целиком. Взяв с него старый знакомый череп без нижней челюсти и с обугленным боком, Павел, с нежностью глядя на выпуклый желтоватый лоб, по странной ассоциации растроганно произнес:
– Даже пани Вертерова! Боже, я ее не узнал! Она здорово помолодела.
Цеста рассмеялся. Увидев Павла, славная пани, чьи когда-то пепельные кудри приобрели в последнее время неестественно сияющий густо-каштановый цвет, произнесла только дрожащее «Наздар, пане Шипку» и внезапно разразилась счастливыми рыданиями.
– Я очень благодарен тебе, – сказал Павел, ставя череп обратно и присаживаясь на край стола. – За все, что ты сделал.
Цеста махнул рукой и опустился в кожаное кресло, которое позаимствовал на собственной вилле.
– Поразительно! – неверяще оглядываясь, пробормотал Павел и снова слез со стола: ему не усидеть было на месте, хотелось осмотреть и ощупать все вокруг. Он сел за рояль, поднял крышку, дрожащими пальцами прошелся по клавишам.
Цеста заерзал в кресле, поморщившись – что-то упиралось ему в бок, – и с изумлением обнаружил засунутую в угол бутылку сливовицы. Кто из них, когда и как пристроил ее туда, они даже не заметили – привычка. Цеста огляделся, ища, куда поставить бутылку. Павел посмотрел в его сторону, вздрогнул и расхохотался.
– Боже, я думал, это уже никогда не повторится! Кажется, сейчас на лестнице раздадутся шаги, и войдет Олдржих!
Сквозь длинный коридор и беззаботно распахнутую дверь квартиры донесся отдаленный лязг тяжелой железной двери внизу и громкий, тонкий от волнения голос пани Вертеровой.
– Вот видишь! – воскликнул Павел. – Я сейчас!
Он вскочил, бросился к чемодану, порылся в нем, радостно крича в темную глубину коридора навстречу чьим-то торопливым шагам: – Олдо, заходи! – и достал мячик-талисман.
– А! – улыбнулся Цеста, залившись румянцем.