Страница 88 из 109
– Редкое и смертоносное оружие. Применимое даже в политике. Странно…
– Цесто! – повернулся к нему Павел. – Ты же сам всегда говорил, что это суеверия и чушь собачья!
– Говорил.
– И еще говорил, что искусство стоит сотен человеческих жизней!
– Не знаю, Павле, – Цеста отодвинулся от кромки, подтянул колени к груди, уперся каблуками в плиту, все так же не сводя глаз с метавшихся над молом чаек. – Не могу избавиться от мыслей, что слушал тот самоубийца, перед тем как броситься под Полинин автомобиль… Не знаю. А ты никогда не думал, что это все-таки… правда?
– Нет. И от тебя этого не ожидал. Всем же понятно, чего стоил этот треп по газетам и студиям – богемная публика хуже любого базара. Если бы сыскался достаточно въедливый газетчик, они бы и здесь нарыли тысячу таких случаев с момента моего приезда…
– Мне достаточно одного-единственного, – признался Цеста, оперев о колени скрещенные руки и утыкая в них подбородок.
– Ты про… аварию?
– Нет.
– А что? Есть реальные основания?
– Не знаю. Была одна девушка… Еще в самом начале. Потом, когда в меня стреляли, я подумал… Но там все-таки оказалась какая-то глупость, совершенно безосновательная ревность. И я понимаю, что все это пустая мнительность. Я никогда не узнаю правды. И тем лучше – я боюсь узнать. Хотя… – Цеста нахмурился. – Вполне возможно, что когда-нибудь я еще нарвусь на эту историю, самым неожиданным и болезненным образом. Я все больше убеждаюсь, что Земля – чудовищно тесная и маленькая планета.
– Что с тобой такое сегодня? – Павел внимательно посмотрел на него. – Ты какой-то сам не свой. Что случилось?
– О чем ты?
– Ты какой-то не такой.
– Павле, мы пять лет не виделись!
– Да нет же, еще вчера ты был совершенно… А! Вчера должна была состояться встреча с титулованной почитательницей. И похоже, она оставила свой след. Рассказывай!
– Еще чего! – усмехнулся Цеста.
– Ты не оправдал ожиданий дамы?
– Вовсе нет! И вообще, какое твое…
– Она на самом деле мужчина? Ну же, ты обещал рассказать!
– Я ничего такого не обещал. И вообще, что вдруг за интерес? До сих пор ты никогда меня о таких вещах не расспрашивал.
– Да. Ты прав. Это не мое дело, – неожиданно легко и печально согласился Павел, вздохнул, снова отворачиваясь к морю, и, скорбно оглядев пустую фляжку, запустил ею в отороченную пеной лазурь. До воды он не докинул, но к счастью и в отдыхающих на пляже не попал. Только мужчина, в метре от которого раскололась бутылка, вскочил, сердито оглядываясь, но так и не понял, откуда ее кинули.
– Павле, осторожней! – нахмурился Цеста. – А то потом будут говорить, мол, пустили в цивилизованное общество…
– Пусть говорят. Сами звали.
– Давай-ка ты рассказывай, – потребовал Цеста.
– Что?
– Что с тобой не так. Не один ты тут такой проницательный. В раю все оказалось не так уж расчудесно?
– Рая не существует, только ад.
– А конкретнее?
– Что, так заметно? – вздохнул Павел.
– Если знать тебя – да.
– Лучше не спрашивай. Это мелкие глупости, – Павел махнул рукой. – Грех жаловаться, особенно после того, как ты… С Полиной, и это…
Он скользнул взглядом по лицу Цесты – светлая кожа на выступающих скулах казалась почти прозрачной; трепещущие под ласковым касанием бриза волосы утратили прежний теплый каштановый оттенок, и цвет их был слишком глубоким, антрацитово-черным; губы кривились во всегдашней полуулыбке, оставлявший кончик рта неподвижным из-за частичного паралича мышц щеки. Цеста молча посмотрел на Павла своими ясными серо-стальными глазами – композитор хорошо помнил этот безжалостный взгляд. Он подтянул одну ногу к груди и сцепил пальцы на колене.
– Я уже третий год не могу написать ничего толкового, – глухо произнес Павел, помолчав. – Совершенно ничего. Так, гоню бурду какую-то, которой и без меня в этом мире предостаточно. Я знаю, любой скажет, мол настоящий художник и не бывает доволен собой. Не тот случай. Когда я только приехал сюда, я писал чудесные вещи. Не такие, как Umsonst, но тоже неплохие, их до сих пор передают по радио. Потому что новые люди, новые впечатления… Но с тех пор – ничего. И уже слишком долго. Прежде у меня не бывало таких простоев, – Павел покачал головой, не отрывая взгляда от полосатого паруса яхты вдали. – Скажешь, я просто нытик, каким был, таким и остался?