Страница 8 из 109
– Надо же! Мне еще никогда не приходилось слышать ее со стороны, тем более – вот так, вдруг!
– Прошу вас, – Цеста поднялся с рояльного табурета и переставил на стол свой кофе.
– Посмотрите сюда! – Шипек быстро переворошил бумаги на столе, хлопнул себя ладонью по лбу, подбежал к задвинутому в угол комнаты бюро и вынул из ящика пару листов бумаги.
– Слова тоже вы написали? – Цеста с интересом проглядел текст, приподняв и округлив прямые полоски бровей. – Ух ты! Сильно.
Не говоря больше ни слова, Цеста прочистил горло и со значением взглянул на Павла. Сразу поняв, что от него требуется, тот сел за рояль. Штольц тихонько притулился в углу на стуле, переложив с него на какой-то ящик шляпу Павла, и приготовился созерцать и внимать, невольно увлеченный происходящим.
Он уже знал, что сейчас будет, и все-таки его опять захватило врасплох: Павел еще ни разу не исполнял свой шедевр с такой отдачей, а когда сильный тенор зазвенел с чистотой и мощью церковного колокола тревожным, пугающим набатом, мир мгновенно рухнул куда-то вниз, в бездну, наполненную сумраком потерянной души.
Штольцу хотелось крикнуть: «Перестаньте!» — но он не рискнул. Безжалостная песня оборвалась сама, прерванная отдаленным глухим стуком и визгливым криком, и Олдржих отнял от лица судорожно прижатые ладони.
– Это невозможно! – простонал Павел и бросился в прихожую.
Цеста, удивленно оглядевшись, положил текст на рояль и последовал за ним. Штольц тоже встал со стула, обнаружив вдруг, что нетвердо стоит на ногах.
– Вот дьявольская тема! – пробормотал он.
Едва Павел открыл дверь, в квартиру ворвался гул возмущенных голосов. На лестничной площадке стояла совершенно пунцовая – от нее только что пар не шел – пани Вертерова, за ней толпилось чуть ли не с десяток полуодетых соседей. Некоторые лица показались Штольцу смутно знакомыми, вероятно, он встречал этих людей на лестнице.
–…полицию! – закончил кто-то фразу, и на мгновенье воцарилась тишина.
– Пане Шипку, вы уж… – пробормотала с упреком пани Вертерова, и, словно это послужило сигналом, остальные снова зашумели.
– Вы знаете вообще-то, что сейчас пол-шестого утра?!
– Ну так… самое время вставать… – нашелся Павел.
– После того, как мы всю ночь глаз сомкнуть не могли?!
– Сколько можно это терпеть?!
– Давно уже надо сообщить, куда следует…
– Хоть бы девок к себе водили, тьфу! – сплюнул краснолицый мужчина в майке и потрепанных полосатых штанах. – А то занимаются черт знает чем…
– Вот уж это не ваше дело! – не выдержал Штольц.
– Было бы не наше дело, – вступила тощая женщина в домашнем халате, – если бы вы не устраивали кошачьих концертов в пять утра!
– Что, простите? – темные глаза Павла округлились от потрясения.
– Повезло с соседями, ей-богу, – добавила женщина.
– Между прочим, раньше весь этот дом принадлежал моей семье, – возмутился Павел, – и если мы согласились…
– Вот именно! Будет теперь всякая дворянская шваль нам жизнь портить! Извращенцы! – бросил кто-то из заднего ряда, но Павел в ответ на это просто захлопнул дверь.
– Вовремя, а то бы сейчас началось взятие Бастилии, – заметил Штольц, переглянулся с Цестой, и оба внезапно рассмеялись.
– Т-твари! – прошептал Павел и пнул ни в чем не повинную дверь, из-за которой все еще доносились отдельные вскрики.
– Кошачий концерт! – вспомнил Цеста и снова рассмеялся – звонким мальчишеским хохотком.
– Нет, я их убью! – взвыл Павел и бросился к шкафу в коридоре.
Штольц еле успел вцепиться в его руку: он знал, что композитор держит там карабин.
– Нет, я их перестреляю, как…
– Перестань! – произнес Цеста спокойным тоном, но его звучный голос пронесся по длинному коридору с силой громового раската, и Павел сразу остановился.
– Простите, пане Цесто.
– Можно и на «ты», – Цеста обнаружил, что стоит на мятой газете, так и лежавшей на полу, наклонился, чтобы поднять ее, но замер, разглядев фотографию на первой странице, и тотчас же резко выпрямился.
– А знаете что? – сказал он. – Пойдемте ко мне.
Павел и Олдржих неуверенно переглянулись.
– Там нам никто не помешает, – заверил их Цеста.
– М-ммм… ты уверен? – выдавил Павел. – Мне кажется, твоя… твоя подруга… вряд ли будет в восторге…
Штольц хихикнул.
– Моя – кто? – не понял Цеста. – А! Вы заходили… Нет-нет, ребята, все будет отлично, уверяю вас!
– Ну что ж, – Павел подошел к входной двери и прислушался. За дверью было тихо, но композитор покачал головой: – Ничего, если по пожарной лестнице?
В трамвае было порядочно народу. Большинство пассажиров с несколько иррациональным неодобрением косилось на троих молодых людей вполне приличного вида: видимо, подозревали, что они не на работу едут, а по каким-то другим делам, вероятнее всего, домой – отсыпаться. Только две молодые женщины не сводили с Цесты доброжелательного взгляда. Может быть, они узнали в нем популярного певца по фотографии с афиш, а может быть, нашли, что даже сейчас, бледный и толком не выспавшийся, он был как-то романтично интересен.
Цеста смотрел в окно и не замечал их взглядов, как и не менее внимательных глаз Павла, словно бы стремившихся поглотить каждую деталь его облика.