Страница 72 из 109
– Прости, – прошептал Цеста. – Это просто… Просто я люблю тебя. И ничто не изменит этот факт. Я люблю тебя. И я всегда буду благодарен тебе за то, что ты для меня сделала. Что там говорить, если бы не ты, я не пережил бы войну!
– Если и был наговор, – прошептала Маргит, целуя его лицо, – я бы с радостью освободила тебя от него… Ты должен жить дальше. И любить.
– С радостью? Как же! И не надо, не трудись. Что я могу дать любимой женщине? У Вальденфроста наверняка больше времени впереди. Ты бы лучше наколдовала, чтобы никто больше не любил меня – потому что я, кажется, только приношу несчастье. Может быть, это у нас семейное.
– Наколдовать, чтобы тебя никто не мог полюбить? Йирко! Это никому не под силу! – рассмеялась Маргит.
Пожилая женщина, спешившая по каким-то делам в несусветную рань, окинула осуждающим взглядом целующуюся на мосту пару: ни стыда, ни совести, и стоят так, что, того и гляди, в воду свалятся. Холодный ветер с Дуная развевает полы расстегнутых пальто, шарфы ничегошеньки не прикрывают, простудятся – будут знать! Ох уж эта влюбленная молодежь, небось, штуденты – один ветер в головах!
Цеста подал знак официанту, требуя еще порцию водки. У «Макса» было почти пусто – все остальные посетители уже разошлись. Знакомые до последнего человека официанты поглядывали на знаменитого певца настороженно и сочувственно: они никогда еще не видели, чтобы он так пил, и не знали, чего от него ожидать, но понимали – раз пьет, значит, есть серьезная причина.
В широкие окна сквозь изящные сецессионные витражи смотрела ночная темень. Цеста внезапно спохватился, зашарил по одежде и со вздохом облегчения выудил из кармана теннисный мячик: певец пытался вспомнить пройденный за день путь и вдруг подумал, что мог где-то выронить его. Официант, принесший стакан, удрученно покачал головой, наблюдая, как Цеста кладет мячик перед собой на ресторанную салфетку – серый, замурзанный, покрытый сбоку рыжими пятнами ржавчины, так как долго лежал рядом с чем-то железным.
– Может быть, вызвать вам такси, пане Цесто? – нерешительно предложил официант.
– Иди к черту! – беззлобно огрызнулся Цеста и только после этого поднял на официанта слезящиеся глаза. Он не спал вторую ночь подряд.
Утром он внезапно поймал себя на том, что вот уже более часа быстрым напряженным шагом ходит по дому. Усидеть на месте он был не в состоянии. Тогда Цеста снова накинул на плечи пальто, не потрудившись его застегнуть, и пошел пешком в город – там было больше простора. Пройденный ночью маршрут он повторил трижды, а к вечеру, когда усталость и голод заставили его наконец остановиться у дверей мелкого ресторанчика, начал пить.
Когда к «Максу» вдруг ввалилась большая компания, громко разговаривая и требуя шампанского, Цеста, досадливо поморщившись, отодвинулся со стулом в тень. Но посетители собрались в центре зала, там, словно на Сильвестра[1], хлопали пробки, вылетающие из бутылок, фальшиво затягивали дурацкие куплеты, чуть ли не рассыпали конфетти, и на его одиночество никто не покушался. Цеста придвинулся обратно к столу, оперся локтями на его край, опустил отяжелевшую голову в ладони и закрыл глаза. Времени для него не существовало, возможно, он просидел так несколько минут или часов.
Наконец над ним зазвучал голос, такой знакомый и настойчивый, что игнорировать его не представлялось возможным:
– Цесто? Ты?
Цеста тяжело вздохнул и посмотрел вверх. Над его столиком возвышался Ян Ягла. Он был во фраке – наверно, до этого выступал где-то, – а в руке держал мятую газету.
– Черт возьми! – присвистнул ударник. – Не видел, чтобы ты… Какого дьявола ты тут делаешь?
– Жду, когда меня отсюда выпрут и закроют ресторан, – хмуро ответил Цеста, посмотрел на облезлый теннисный мячик на столе и заботливо убрал его в карман. – Тогда пойду пить дальше.
– «Макс» будет работать до утра, – сообщил Ягла. – Сегодня особая ночь. Ты не знаешь, что в стране творится? – Он шлепнул свою газету на стол, огляделся, нашел свободный стул, пододвинул его поближе и присел рядом с Цестой. – Слушай, в самом деле, что произошло?
– Ничего серьезного, – ответил Цеста, беря стакан и глядя на праздник в зале сквозь прозрачную жидкость за плавным изгибом стекла. – Просто единственная женщина, которую я в жизни любил, сегодня уехала на Запад с Валь… с человеком, которого я очень не люблю. И я как раз понял, что вообще-то они друг друга стоят. Совет да любовь! – он отсалютовал стаканом в пустоту, выпил его залпом и закашлялся.
– Всего-то! – удивился Ягла. – Ты лучше сюда посмотри! – он торопливо развернул свою газету, надорвав хрупкую страничку. – Видишь?
– Не вижу, – равнодушно ответил Цеста, даже не пытаясь сфокусировать зрение на убористом шрифте и размытых фотографиях.