Немые

– Ну все, сейчас я тебе покажу!

Отшвырнув нечаянную добычу, ребенок бросился наутек. Дама немного помедлила, а затем, приподняв подол платья, чтобы не путался, поспешила вдогонку. Но совсем скоро выдохлась, чему способствовали полнота и не по-осеннему жаркий день.

– Немой! Немой! – крикнула она, останавливаясь и вытирая пот со лба уцелевшей перчаткой. Светлые волосы выбились из прически и щекотали влажную шею.

Узкая спина, которая виднелась вдали, скрылась в подворотне.

Наверняка он снова прибежит в старый дом. Придется поджидать его там.

Дама побрела обратно к гимназии, где осталась «Лиза» – видавший виды черный «Форд Т». Привычно раскрутив ручку, села. Тронулась нервно и слишком резко – едва не заглохла. Через несколько кварталов повернула направо и вскоре съехала в овраг, в Старый город.

На его немощеных улицах машина взметнула пыль и вечно пьяных бродяг.

– У, шалава! Куда прешь? – увернувшись, заорал оборванец.

Людей у старого дома видно издалека. Странно: едва за полдень, в этот час здесь обычно все спали.

Подъехав, дама оставила «Лизу» и присоединилась к толпе.

– Только мимо шли – не было. Назад идем – а он уж тут как тут.

– Вот ей-богу – как с неба свалился!

– Глянь на одежу: точно сверху.

Труп? Но такое тут в порядке вещей – кто бы стал из-за него собираться?

Дама протиснулась сквозь живое кольцо к пустырю. Там, и правда, лежало тело. Интерес к нему теперь стал понятен: у него не было ни головы, ни рук.

Но и это не все – что-то еще с ним не так.

Дама собралась подойти поближе, но ее окликнули:

– Что там в твоей повозке, Царевна?

***

– Зачем ты притащил ее сюда? За что ты так со мной?

Тусклый спокойный голос.

– Иришенька…

Цок-цок – и вот уже каблуки модных туфель, купленных в Ницце, царапают незастеленный пол наверху. Бах! Бирюлев зажмурился. Нет, не удержалась – хлопнула дверью.

Но – не более того.

Привычный сценарий, отыгранный за годы десятки раз, изменился с начала лета. Звуки стали тише, а представление – короче на часы.

Новые пилюли оказались способны на чудеса.

Ирина принимала их с тех пор, как они опоздали на похороны. Покидая Европу, она надеялась увидеть отца живым, но дорога заняла больше месяца. Даже странно, что Свиридов продержался так долго: телеграмма о его смерти застала в самом конце пути.

Ирина долго рыдала на станции.

Она рассчитывала, что успеет хотя бы проститься – и успела бы, но поезд сошел с рельсов.

Это случилось совсем недалеко от города, всего верстах в тридцати, однако не могло быть и речи о том, чтобы самостоятельно пройти через глухой лес.

– Мы ведь так близко!

Теперь ее было уже не унять. Отчаянный – до хрипоты – плач смешивался со стонами и криками раненых. И, наверное, она не замолчала бы до тех пор, пока полностью не лишилась бы голоса, если бы один из пассажиров – врач – не дал ей пилюли. Те подействовали мгновенно.

– Пусть сударыня принимает их по утрам, по одной натощак, – велел доктор, протянув пузырек и свою визитку.

Бирюлев немного изменил рекомендации: Ирина пила таблетки два раза в сутки по две. Но зато и сейчас оставалась спокойна, и тогда сразу притихла и стойко держалась в долгом ожидании повозки. Первыми с места крушения увезли пострадавших, уцелевшие же пассажиры смогли уехать лишь спустя двое суток. Когда они, наконец, добрались до города, Бирюлев сам едва не рыдал от усталости – зато Ирина не проронила ни слезинки.

Выяснилось, что на похоронах заводовладельца не появилась не только дочь, но и старший сын. Семен вел дела завода в Маньчжурии и годами не показывался родне. Свое отсутствие он объяснил отпиской, и – что куда больше удивило не только Свиридовых, но и весь город – отказался от своей доли в заводе.

Второй сын старика, Николай, из-за долгой болезни уже почти не вставал с постели. Он и стал наследником – в равных долях с представителем и супругом Ирины.

Годы постылого брака наконец-то привели к той награде, на какую Бирюлев и рассчитывал, вступая в него. Осталось только дождаться, когда завещание вступит в силу.

– Нам конец! Скоро не будет завода – все по миру пойдем! – шептали в городе.

Однако завод работал, как прежде. Все дела вели управляющие, и Бирюлев не видел причин, отчего в будущем должно стать иначе. Сам он ничего в чугуне не смыслил и не планировал, Николай же не нашел бы для перемен сил. Да и сколько ему осталось?

Другое дело – Ирина. Ее, вероятно, придется терпеть еще долгие годы – вот она, ложка дегтя. Однако юную певичку из трактира Бирюлев привел домой вовсе не для того, чтобы позлить жену. Он просто был пьян. Ирине же следовало крепко спать. Кто виноват, что она забыла принять пилюли и решила заглянуть в его кабинет?

Ночь она провела в своей спальне, но наутро все же спустилась высказаться. Это заняло не более пятнадцати минут: летний слепой дождь вместо привычного затяжного циклона.

Бирюлев потер опухшие глаза. Спал он мало и плохо. Узкий диван в кабинете – не лучшее место. Пожалуй, стоит тоже пойти наверх и пару часов вздремнуть.

По пути к лестнице взгляд упал на почту, оставленную прислугой на этажерке. Письма с соболезнованиями – они до сих пор приходили: теперь город мечтал дружить с Бирюлевым. Карточки – сегодня их много: от купца, начальника канцелярии, военного инженера, врача по нервным болезням, геолога, даже от директора мужской гимназии.