Немые

– А как ты так? С женой, что ли, поцапался?

– Никогда не был женат, – Куликов залпом допил.

– Ну, ясно… Бывает. Давай собираться.

В голове прояснилось достаточно, чтобы понять: показаться в таком виде Демидову значило наверняка похоронить и карьеру, и репутацию.

– Я не могу!

– Куликов, не подводи, а? Велено, чтобы ты прибыл. Или мне доставить тебя силой?

Свиридов говорил дружелюбно, но, похоже, он не шутил.

– Ты просто постоишь рядом, и все. Потом я все тебе расскажу про убийство. А не явимся – так Сам с обоих шкуру враз спустит… А?

Чувствуя, что совершает ошибку, Куликов кое-как оделся, и, ведомый Свиридовым, добрался до улицы, где ждал автомобиль. Не полицейский: видимо, сыщик владел своим личным транспортом, и притом весьма недешевым.

От тряски в нагретом и душном транспорте непротрезвевшему Куликову окончательно подурнело. Он с трудом сдерживал тошноту и едва устоял на ногах, когда машина остановилась у крайнего в переулке дома и Свиридов помог выйти, заботливо открыв дверь и подав руку.

Они прошли за калитку в высоком заборе в небольшой двор, переполненный полицейскими. За ними, засунув руки в карманы, следил Демидов.

Тут же, на земле, лежали и хозяева дома.

***

Солнце пекло. Ноги устали.  Двор плотника за утро приелся до тошноты.

Никогда о его хозяине прежде слышать не доводилось. Да и с чего бы? Ясно, что был он мелочью. Либо нанял кто-то шестерку, либо, что больше похоже на правду, помешал он тому, кто руку в его хозяйстве припрятал. А то, что жену плотника волокли по земле после смерти, а его самого не трогали, прихлопнули прямо на пороге сразу, как выманили – вот это, хоть и занимало легавых, на деле значения особого не имело.

Собственно, Легкий и не собирался сюда. Обстоятельства так сложились. Легавые принесли весть про плотника одновременно с газетчиками, которых сам Легкий и вызвал – поделиться соображениями да горожан приободрить, чтобы не начали, часом, думать то, что не следует. Вот они и пересеклись – газетчики и легавые – прямо в управе. Пришлось продолжать быть борцом с преступностью и снова лично засвидетельствовать инцидент.  

В столь особенных обстоятельствах праздник проводили на службе – но не церковной – и чиновники, и полицейские.

– Пытаюсь узнать, кем он был. Шустрее бы шло – да только этого вот мне навялили. Куда мне его девать? – вполголоса продолжал Соловей, указывая на нового легаша.

А тот больше и не пытался с собой бороться. Сначала стоял, прислонившись к тому колодцу, где трупы водились, но потом отчаялся – сел возле. Совсем ему подурнело.

Настолько легаши оскотинились, что уже даже городского голову не стесняются. Не уважал, мерзавец? Да уж больно старался, просил прощения – языком за зубы цепляясь – за свой непотребный вид.

– Китаец, значит…Купец.

Легкий задумался. Торговых китайцев в знакомцах водилось немало. Кто-то из них вполне мог нашкодить, да так крупно, что даже Легкому дали знать. Тут было, над чем поразмыслить, чью кандидатуру прикинуть.

– Ну да, я же тебе уже говорил: на второй руке, что в колодце плавала, китайские письмена до самого локтя.

Верно, Соловей о них рассказал. Однако отчего-то он умолчал о том, о чем трепали в Старом городе даже клопы. Были другие части, которые оказались не абы где, а прямо у дома Алекса Безымянного. И если руки принадлежали одному, то почему бы и телу не быть его же? Подтверждений этому никаких, но если вдруг так? Тогда это, в свой черед, могло говорить и о том, что мертвый китаец вел дела сразу с обоими. Мало ли бывает общих дел? Но Легкий бы скорее подумал, что некто, пока неизвестный, решил вдруг заявить о себе, одновременно поставив в известность и верхний город, и нижний. 

Выводы – совсем не забота Соловья. Его забота – вовремя сообщать о том, что в округе творится. И, без сомнения, он не мог не слышать про части трупа в овраге. Однако же не сказал.

Сообщил старший из братьев, Хвощ. Не поленился отправить весточку с одним из мальцов. Тот заодно и о том сказал, что самому Алексу до трупа особого дела нет: кого-то из его людей легавые на днях прижмурили. Так те-то совсем берегов не видели – уж, небось, слишком сильно просили. В общем, занят теперь Алекс ими. Ну, у них там свои забавы. Знать о них невредно, но особо вникать ни к чему.

– Что-то подумалось – сколько ж мы знакомы, Соловей?

– Да уже лет шесть… Погоди-ка… Я в участок пришел в ноябре девятого года – значит, седьмой пошел.

Давно уж правая рука Соловей, знал практически все. Да только и Легкий его знал.

– Вычислим, чей труп – в два счета выясним, кто все затеял. Вопрос пары дней.

– Говорят, и в овраге тоже кое-что находили? – равнодушно спросил Легкий.

Соловей, конечно, в лице не изменился.

– Да, там тоже труп – без рук, без головы. Еще на днях хотел сказать, да забегался... Представь, прямо Алексу и подкинули.

Легкий прицокнул – дескать, надо же.

Уставал Соловей. Вот и о трупе на берегу тоже запамятовал – о нем легавые сперва доложили, а он уж потом, когда разговор зашел. Важным не посчитал? Своими делишками занят? Или же уж сразу думать о том, что против Легкого стал крутить?

Хочется поскорее узнать, кто ж так не побоялся отправить посылку в городскую управу. Но не меньше любопытно понять, что затеял и Соловей.

Это придется выяснить… Но не впадая в крайности. Лживый мир часто выгоднее войны.