Немые

– Черт, как рад тебя видеть!

Из лавки уже повылезали, заскучав, все, кто был рядом. Немой сунул в рот пальцы и принялся пинать мелкие камни.

– Так раз вы все здесь – давайте-ка я вас того… Сниму?

Не дождался ответа – начал свою дуру ставить.

– Алекс?

– Да ты рехнулся?

Сплюнув, он собрался войти в лавку. Но тут окликнули уже его – на сей раз издалека, и голос знаком. Птица.

Вот и летит. Видно, не дождался докторишку – ходил, как был.

– Надо поговорить, – спеша, затараторил.

Когда приблизился, Алекс схватил его за плечо и толкнул к фотографу, где строились трое.

– А передумал я. Давай. Но то, что получится, ты отдашь мне.

Фотограф открыл рот, но Потап помешал:

– Да-да. Общую – Алексею Иванычу, а нас троих ты уж потом вместе снимешь.

Всех, кто терся поблизости, звать не пришлось. Забава им, кретинам – одно с другим сложить не могут. Алекс хотя бы знал, что делал.

Монета поднял Немого на плечо. Сзади встал Жернов, оставивший гостей без присмотра. Потап встал справа ближе к Алексу, а он не только не выпустил Птицу, но еще и поближе притянул. Обнял. Тот суетился, дрожал, дышал глубоко. Положил на плечо слабую ручонку.

Дурной слабый пес. Все решали эмоции, а что с ними делать – не знал.

– Смотрим прямо и не мигаем! Сейчас я буду считать до десяти, а потом появится свет. Держим глаза открытыми, господа! Раз. Два. Три…

– Хороший снимок будет, да, Птица-легаш? – шепнул Алекс ему на ухо.  

 Тот вздрогнул. Дошло.

– Десять!

Алекс потер глаза.

– Жернов, ты должен быть здесь?

– Ушел.

– Мы можем поговорить?

– Да, в лавке…

Алекс сел на прилавок.

– Уйди с глаз, – прогнал Немого.

Птица стоял у двери и ждал.

– Говори.

Это была все та же история – правильно думал Легкий – но только с деталями. Имя он не назвал, только занятие – но Алекс и без него все уже знал.

– Хорошо, Птица. А почему раньше не рассказал?

– Я только сегодня узнал все подробности от Червинского.

– Сам значит, не догадался.

– Не обо всем. Я не знал, кто это. В вашем городе сложно без связей.

– Как и везде. Червяш, выходит, тебя послал?

– Нет. Я сам.

Птица уставился в потолок. Думал о чем-то. Надумал.

– Он собирался рассказать Легкому.

– Вот оно как. Надумал мне гадить.

Снова молчание.

– Не совсем. У него дети Червинского, и он боится.

Алекс спрыгнул с прилавка, обошел Птицу – а потом по плечу хлопнул.

– Молодец. Это хорошо, что ты мне сказал. Я запомню – да только знаю уже.

Наверху заорали.

– Ребенок? – спросил Птица.

– Ага. Как думаешь, чей?

Птица посмотрел – глаза стали, как у помешанного.

– Чей?

Алекс рассмеялся.

– Все, вали. Дайте уже поспать.

***

– А где, говоришь, бумажонка эта, которую Свиридов оставил?

– Не знаю, Легкий. Исчезла.

– И очень удачно. В нужные руки попала, говорят, прямо с утра. И завещание старика-то теперь, как видно, опять в силе.

– Возможно.

Легкий несколько раз энергично кивнул.

Так или иначе, а часть Бирюлева разделу уже не подлежала, так что в самом деле поводов огорчаться нет.

Червинский вздохнул.

– Я сделал все, что ты просил. Где мои дети? Я хочу их забрать.

Легкий встал, и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету, стараясь скрыть усмешку.

– Эх… Все ведь не так, а? Не сильно-то ты спешил.

– Я делал все, что мог. Ты обещал…

– Ты не сдержал обещание – вот и я не сдержал.

– Я все тебе рассказал…