Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 335

Вот Сумеречная — самая быстрая из моих теней — коротким поцелуем коснулась его холодного лба и осталась стоять возле изголовья, гладя щеку и ожидая приказа вернуться.

Вот Дневная — самая жестокая из моих теней — скользнула вдоль его тела и положила голову на грудь Велеса, туда, где уже не билось сердце.

Вот Ночная — самая взбалмошная из моих теней — погладила руки, сжимавшие оружие, и, взяв запястья, осталась стоять рядом, тоже ожидая.

Вот Утренняя — самая вредная из моих теней — коснулась темных волос, глаз, носа, поцеловала бледные губы.

— До свидания, Велес Травник, сын Эльнара, теневой охотник, тот, что Отказался, — прошептала, и мои тени вернулись ко мне.

— До свидания, теневой, — рыкнул Стэр, и мы, развернувшись, вышли из склепа.

«Теперь домой?» — спросил тал.

«Да, только в себя приду».

«Глупая, ты как будто сама себе враг».

«Стэр, я тебя умоляю, не начинай».

Кот лишь фыркнул. А я прислонилась к каменным холодным плитам усыпальницы и закрыла глаза, пытаясь собраться с силами.

«Я на охоту, попроси Дакара оставить кого-нибудь у портала, чтобы я смог попасть домой».

«Угу», - кивнула талу.

Леопард сорвался с места и черной молнией метнулся в лес. Я бы сейчас тоже не отказалась от пробежки по лесу, когда только ты и ветер, и звезды, и морозный ночной воздух. Но мое состояние оставляет желать лучшего, так что незачем мечтать о несбыточном. Зажмурилась.

Тени! Как же болит спина.

Я глухо рыкнула. Кто-то взял меня за руку, заставив открыть глаза.

Дакар.





— Обсидиана, прости, — с беспокойством сказал ректор и тепло посмотрел на меня.

— Я не сержусь на тебя, — устало проговорила. — На самом деле, это я должна просить прощения.

— Знаю. Но прощения прошу не за это.

—За что тогда? — я взглянула в карие глаза, пытаясь найти ответ.

— Ты боишься, девочка, и виноват в этом я.

— Боюсь. Но тебе нет необходимости извиняться. Я смогу побороть это, вот только не знаю, как скоро.

— Что пугает тебя? — оборотень чуть сжал мою руку.

—Я сама, Дакар.

Он не понимал.

— Знаешь, что я почувствовала в тот момент, когда убила этого ребенка? Знаешь, что почувствовала, когда мой кинжал коснулся его тоненькой шейки? Знаешь, что почувствовала, когда отрубила голову? Знаешь, что почувствовала, когда его кровь залила кружевную подушку в колыбели? Ничего, Дакар. Абсолютно ничего. Никаких сожалений, возражений, угрызений. Ни-че-го.

Дакар по-отечески улыбнулся и прижал меня к себе. Я уткнулась носом в темную рубашку. Мужчина пах вереском и речными кувшинками, как и много лет назад. Его длинные каштановые волосы были заплетены в косу, взгляд острый, пронзительный. Резкие неправильные черты лица и просто невероятная сила, сквозившая в каждом движении. Он тревожил сон и сердца многих студенток СВАМа. Почти каждый год находилась очередная дурочка, пытающаяся взять штурмом этого великолепного оборотня, этого идеального хищника. Стоит ли говорить, что эти попытки неизменно проваливались?

К счастью, среди охотников таких случаев практически не было, что существенно упрощало жизнь и нам — его подопечным — и ему.

— Глупая, глупая маленькая девочка. Ты до сих пор так и не поняла. Обсидиана, это хорошо, что ты ничего не чувствовала, это хорошо, что ты не колебалась, — чуть слышно заговорил ректор. — Пойми, наши чувства часто лживы и эгоистичны. Они играют с нами, подставляют под удары, ослабляют. И не мне тебе говорить, что трезвый ум и холодное сердце помогают выжить. И, потом, тебе ведь не нравится убивать, ты не получаешь удовольствия, отнимая жизнь, ты не наслаждаешься муками убитых тобой. Ты любишь борьбу, схватку. Тебя не интересует конечная цель - лишь путь к ней. И чем он опаснее, чем труднее, тем отчаяннее и яростнее ты ведешь бой, тем упорнее твое желание выиграть. Или я ошибаюсь? — сказано было почти ехидно.

— Нет, но, Дакар, разве это правильно? То, что мы делаем? Разве мы вправе решать, кому жить, а кому умереть? И, потом, в один прекрасный день я могу захотеть отнять чью-то жизнь, просто так... из прихоти, скуки, интереса. Я боюсь, что не смогу остановиться, боюсь, что однажды стану тем, чем становлюсь в Ночь Теней, и останусь такой навсегда. Обезумевшей от крови и криков. Мне страшно, когда я открываю глаза на поляне после Ночи, а вокруг меня трупы фантомов и поваленные деревья, — я по-прежнему стояла, прижавшись к ректору, боясь поднять на него взгляд, боясь пошевелиться.

— Ди, твой страх — это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что ты осознаешь возможные последствия. Плохо потому, что он разжигает в тебе сомнения. И неужели ты думаешь, что я или Стэр позволим тебе превратиться в чудовище? Неужели ты действительно думаешь, что сама себе это позволишь? Ты не хуже меня знаешь, что сомнения и неуверенность ведут к смерти охотника. Чем их больше, тем ты слабее. Оставь привилегию сомневаться, бояться и не доверять другим. И даже если я буду в тебе не уверен, наплюй и иди дальше, — он чуть отстранил меня, заглядывая в глаза. — И, потом, кто тебе сказал, что мы решаем чью-то судьбу? Ди, только боги вправе это делать. Боги и сами существа. Ты не виновата в смерти мальчика, это был выбор его родителей, Ди.